Не знаю где, за часом час, Я падал в ночь свою начальную... Себя я помню в первый раз - Заброшенным в толпу печальную.
Казалось, тут я жил века - Под этой неподвижной сферою... Свет был щемящим, как тоска, И серый свод, и море серое.
Тут море делало дугу, Всегда свинцово, неколышимо, И на бесцветном берегу Сновали в мусоре, как мыши, мы.
Откос покатый с трех сторон Наш котлован замкнул барьерами, Чтоб серым был наш труд и сон, И даже звезды мнились серыми.
Невидимый - он был могуч - Размеренно, с бесстрастной силою, Швырял нам с этих скользких круч Работу нудную и хилую.
Матрацы рваные, тряпье, Опорки, лифчики подержанные Скользили плавно к нам в жилье, Упругим воздухом поддержанные.
Являлись с быстротою пуль - В аду разбиты, на небе ли - Бутылки, склянки, ржа кастрюль, Осколки ваз, обломки мебели.
Порой пять-шесть гигантских морд Из-за откоса к нам заглядывали: Торчали уши... взгляд был тверд... И мы, на цыпочках, отпрядывали.
Мы терли, драяли, скребли, И вся душа была в пыли моя, И время реяло в пыли, На дни и ночи не делимое.
Лет нескончаемых черед Был схож с тупо-гудящим примусом; И этот блеклый, точно лед, Промозглый мир мы звали Скривнусом.
Порой я узнавал в чертах Размытый облик прежде встреченных, Изведавших великий страх, Машиной кары искалеченных.
Я видел люд моей земли - Тех, что росли так звонко, молодо, И в ямы смрадные легли От истязаний, вшей и голода.
Но здесь, в провалах бытия, Мы все трудились, обезличены, Забыв о счетах, - и друзья, И жертвы сталинской опричнины.
Все стало мутно... Я забыл, Как жил в Москве, учился в Орше я... Взвыть? Шевелить бунтарский пыл? Но бунтаря ждало бы горшее.
А так - жить можно... И живут... Уж четверть Скривнуса освоили... На зуд похожий, нудный труд - Зовется муками такое ли?
(с) Д. Андреев.
