Олена Воронянська
20 ноября ·
Что вы знаете о счастье…
"Она ворочалась часов до трех – никак не могла умоститься, чтоб не задеть послеоперационные швы. Да и мысли не давали покоя. Трудно жить в своем родном селе, когда даже старшая сестра свято верит в нелепую Швейцарию, как и большинство односельчан. А они с мужем ушли в добровольную изоляцию, спрятавшись за высоким забором, зарывшись в грядки, – только бы не видеть и не слышать этого морока, накрывшего всех вокруг. Думали ненадолго. А уже шестой год… Они всегда были открытыми, веселыми, компанейскими, не ленились смотаться с кумовьями в город на фейерверк, а, вернувшись, запустить свой. Благо жили на воле, на краю села, почти в лесу. В лес теперь тоже ни ногой: даже в конце огорода лежит здоровенный противотанковый кругляш, а сколько зеленых противопехотных дальше – проверять на собственной шкуре неохота. На звуки залпов фейерверка – острая аллергия, даже в Киеве вздрагивают. Кумы – в Тернопольской области. Дети – в Киеве. Только они и старики доживают тут. Именно доживают, не живут – последнее, что подумала, засыпая.
Сквозь сон слышала звонок, ворчание мужа: «Кого несет в такую рань? Опять котел выключился или утечка, до утра не подождут», звук его шагов и опять задремала. В глаза ударил свет. Открыла глаза, ослепленная фонарем. «Вставай, обыск». Вспомнила, что соседи вчера говорили о новых постах с автоматчиками, установленными так, чтоб простреливалась вся улица. Запоздало поняла, что ожидали их побега. Попросила разрешения накинуть халат. Разрешил, но при открытой двери в соседнюю комнату. Включили свет. Двое – один, видимо, командир (он отдавал распоряжения всем), постарше, посолидней. Это он светил в лицо фонарем. Второй (судя по голосу, совсем молодой) – все время держал ее под прицелом и вел себя гораздо агрессивней первого. Оба в черном, без знаков отличия, в балаклавах, с автоматами. Странно, но она почему-то не испугалась – было какое-то сосущее недоумение и обида: «Почему, за что, в своем доме, в родном селе, кто-то может вломиться, ничего не объясняя, не показывая документов». Ее реакция удивила, спросили, почему она спокойна. Объяснила, что у себя дома, преступлений не совершала, бояться нечего. Может, поэтому, тщательный обыск, длившийся несколько часов, прошел более щадяще, чем с остальными: прощупывали каждую полку, но не выворачивали на пол, не топтались по простыням, не резали одежду, как это было у других. Она оставалась в доме. Муж во дворе: смотрел, как рылись в его инструментах, ворошили картошку в погребе, обыскивали сараи. Потом увезли в штаб, предварительно забрав старый компьютер, который покупали детям, сами не пользовались – не умели. Телефоны изъяли тоже, не дав сделать ни одного звонка. Хорошо, что вторая сестра жила рядом, видела, как их забирали, и немного позже пришла запереть двери и спустить грозного дворового пса. Видимо, приходили грабить дом, но сторож отпугнул – на воротах остались следы от лап, прыгал и лаял.
20 ноября ·
Что вы знаете о счастье…
"Она ворочалась часов до трех – никак не могла умоститься, чтоб не задеть послеоперационные швы. Да и мысли не давали покоя. Трудно жить в своем родном селе, когда даже старшая сестра свято верит в нелепую Швейцарию, как и большинство односельчан. А они с мужем ушли в добровольную изоляцию, спрятавшись за высоким забором, зарывшись в грядки, – только бы не видеть и не слышать этого морока, накрывшего всех вокруг. Думали ненадолго. А уже шестой год… Они всегда были открытыми, веселыми, компанейскими, не ленились смотаться с кумовьями в город на фейерверк, а, вернувшись, запустить свой. Благо жили на воле, на краю села, почти в лесу. В лес теперь тоже ни ногой: даже в конце огорода лежит здоровенный противотанковый кругляш, а сколько зеленых противопехотных дальше – проверять на собственной шкуре неохота. На звуки залпов фейерверка – острая аллергия, даже в Киеве вздрагивают. Кумы – в Тернопольской области. Дети – в Киеве. Только они и старики доживают тут. Именно доживают, не живут – последнее, что подумала, засыпая.
Сквозь сон слышала звонок, ворчание мужа: «Кого несет в такую рань? Опять котел выключился или утечка, до утра не подождут», звук его шагов и опять задремала. В глаза ударил свет. Открыла глаза, ослепленная фонарем. «Вставай, обыск». Вспомнила, что соседи вчера говорили о новых постах с автоматчиками, установленными так, чтоб простреливалась вся улица. Запоздало поняла, что ожидали их побега. Попросила разрешения накинуть халат. Разрешил, но при открытой двери в соседнюю комнату. Включили свет. Двое – один, видимо, командир (он отдавал распоряжения всем), постарше, посолидней. Это он светил в лицо фонарем. Второй (судя по голосу, совсем молодой) – все время держал ее под прицелом и вел себя гораздо агрессивней первого. Оба в черном, без знаков отличия, в балаклавах, с автоматами. Странно, но она почему-то не испугалась – было какое-то сосущее недоумение и обида: «Почему, за что, в своем доме, в родном селе, кто-то может вломиться, ничего не объясняя, не показывая документов». Ее реакция удивила, спросили, почему она спокойна. Объяснила, что у себя дома, преступлений не совершала, бояться нечего. Может, поэтому, тщательный обыск, длившийся несколько часов, прошел более щадяще, чем с остальными: прощупывали каждую полку, но не выворачивали на пол, не топтались по простыням, не резали одежду, как это было у других. Она оставалась в доме. Муж во дворе: смотрел, как рылись в его инструментах, ворошили картошку в погребе, обыскивали сараи. Потом увезли в штаб, предварительно забрав старый компьютер, который покупали детям, сами не пользовались – не умели. Телефоны изъяли тоже, не дав сделать ни одного звонка. Хорошо, что вторая сестра жила рядом, видела, как их забирали, и немного позже пришла запереть двери и спустить грозного дворового пса. Видимо, приходили грабить дом, но сторож отпугнул – на воротах остались следы от лап, прыгал и лаял.
Sorry but you are not allowed to view spoiler contents.
Записаний