Поводом обратиться к вопросу об украинском патриотизме для нас послужили две статьи, опубликованные во львовской газете “Поступ”. Первая из них называется “Существует ли украинский патриотизм? Или почему русские большие патриоты, чем украинцы.” Автор этой статьи, Илько Лемко, высказав сомнение в существовании украинского патриотизма, привел ряд причин, объясняющих, по его мнению, слабость патриотических чувств у современных украинцев, естественно, уделив при этом внимание исторической тематике. Спустя неделю взгляды и аргументация И.Лемко были подвергнуты критике на страницах той же газеты в рубрике “Львівські observaciji”, ее постоянным автором, известным как Юзя.
“Відсутність патріотизму, на думку Лемка, - пишет Юзя, - нібито в тому, що Україна ніколи не мала держави. Це те саме, що колись бовкнув і наш Татусько. Ну, він красний діректар, мать-перемать, та й українцем по пашпорту став не так давно, я його навіть розумію.” (Здесь и далее в украинских цитатах сохранена орфография оригинала.)
[“Отсутствие патриотизма, по мнению Лемко, - пишет Юзя, - будто бы в том, что Украина никогда не имела государства. Это то самое, что когда-то брякнул и наш Татусько [имеется в виду президент Л.Кучма; само слово буквально можно перевести как “Папашка”, - Л.С.]. Ну, он красный директор, мать-перемать, да и украинцем по паспорту стал не так давно, я его даже понимаю.”]
Опровергнуть же мнение И.Лемко с исторических позиций Юзя пытается следующим образом: “Але ж коли когось конче засвербіло в одному місці, аби здивувати публіку, то чому б перед тим не зазирнути в історію. Бо так виглядає, що і Київська і Галицько-Волинська держави державами не були. Хоча державами їх вважали навіть московські історики.” [“Но если кому-то уж очень зачесалось в одном месте, чтобы удивить публику, то почему бы перед тем не заглянуть в историю. Потому что так выглядит, что и Киевское и Галицко-Волынское государства государствами не были. Хотя государствами их считали даже московские историки.”]
Несомненно, что и древняя (Киевская) Русь и Галицко-Волынское княжество государствами были. Но дело в том, что они не были государствами украинскими. Слово “Украина” не присутствовало в их названии, их подданные не называли себя украинцами и не осознавали свою принадлежность к украинской нации. Впрочем, понятия нации в современном его значении тогда вообще не существовало, и государственность связывалась прежде всего с правящей династией, а не с племенным составом населения. Русская (общерусская) государственность берет свое начало в Новгороде, в котором, согласно летописи, в 862 г. начал править князь Рюрик. Преемник Рюрика, князь Олег, в 882 г. перенес столицу в Киев, отчего древнюю Русь впоследствии историки стали называть Киевской Русью. Древняя Русь, достигшая своего наибольшего расцвета как централизованное государство в период правления Ярослава Мудрого (1019-1054 гг.), территориально не совпадала с нынешней Украиной, занимая, кроме ее части, также территорию современной Белоруссии и часть современной Российской Федерации. Все это не позволяет ставить знак равенства между древней Русью и Украиной
.
Династия древнерусских князей Рюриковичей нашла свое продолжение в великих князьях, а затем в царях московских и всея Руси, тогда как ветвь этой же династии, правившая в Галицко-Волынском княжестве, угасла в XIV веке. Но галичане сохраняли память о своей исторической принадлежности к Руси, и когда Галичина после четырех столетий польского господства перешла в 1772 г. под власть Австрии, галичане называли свою землю Червонной Русью, а себя русинами. О том, что они живут в “Западной Украине” и являются “украинцами”, они в те времена не имели ни малейшего понятия.
Юзя заявляет: “Нісенітницю про те, що слово “українці” з’явилося тільки напередодні Першої світової давно і наполегливо розповсюджують московські шовіністи.” [“Ерунду про то, что слово “украинцы” появилось только накануне Первой мировой давно и настойчиво распространяют московские шовинисты.”] И далее приводит цитату из опубликованного в журнале “Основа” в 1861 г. стихотворения П.Кулиша, в котором говорится о “сестрах-украинках”.
Чтобы разобраться с вопросом о появлении и значении слова “украинцы” необходимо учесть, что еще в середине XIX в. название “Украина” имело чисто географическое значение и относилось к району Поднепровья. К западу от Украины лежали Волынь и Подолия, чьи названия имели точно такое же географическое значение. Во второй половине XIX в. термин “Украина” стал распространяться на все южнорусские земли сторонниками так называемого украинофильского движения, которые таким образом хотели избавиться от нежелательных для них наименований, связанных со словом “Русь”. Как раз украинофилы и выпускали журнал “Основа”, имевший, кстати, подзаголовок “Южно-русский литературно-ученый вестник”. Но в 1861 г. даже в их кругу название “Украина” не считалось вполне подходящим для всех южнорусских земель. Н.И.Костомаров писал в статье “Две русские народности” (“Основа”, март 1861 г.):
Отправленный на: Мая 28, 2008, 10:35:40
“...Этих народных названий являлось много, и, правду сказать, ни одного не было вполне удовлетворительного, может быть потому, что сознание своенародности еще не вполне выработалось. В XVII веке являлись названия: Украина, Малороссия, Гетманщина, - названия эти невольно сделались теперь архаизмами, ибо ни то, ни другое, ни третье не обнимало сферы всего народа, а означало только местные и временные явления его истории.” Однако, поскольку ничего другого они не придумали, то решили все-таки использовать название “Украина”. Конечно, процесс его распространения и усвоения в новом значении должен был занять определенное время и практически действительно растянулся до времен Первой мировой войны.
С учетом сказанного становится понятно, почему в произведениях Т.Шевченко нет слова “украинец”, на что обращает внимание читателей И.Лемко: “Український пророк Тарас Шевченко в середині дев’ятнадцятого століття у своїх творах взагалі не згадує ніде жодного українця, чи українки. І у листах та щоденнику він ніби навмисне уникає слова “українець”...” [“Украинский пророк Тарас Шевченко в средине девятнадцатого столетия в своих произведениях вообще нигде не вспоминает ни одного украинца, или украинки. И в письмах, и в дневнике он как будто нарочно избегает слова “украинец”...”]
На эту фразу Юзя реагирует так:
“Ну це, блін, вопше! Хіба анальфабетові невідомо, як прискіпливо цензурували Шевченка і як він писав, постійно зважаючи на те, що в будь-який час можуть його писання взяти і переглянути. З тієї власне причини щоденник був писаний по-московському.”
[“Ну это, блин, вопще! Разве что безграмотному неизвестно, как тщательно цензуровали Шевченко и как он писал, постоянно учитывая то, что в любой момент могут его писания взять и просмотреть. По этой собственно причине дневник был писан по-московскому.”]
Ну, дневник свой Т.Шевченко, во-первых, писал уже после окончания военной службы, где этот дневник могли бы взять и просмотреть, а во-вторых, писал его для себя, а не для печати, поэтому мог не оглядываться на цензуру. Между прочим, вопрос о том, на каком языке подданные Империи писали свои личные дневники, вообще не входил в компетенцию цензурного ведомства.
Что же касается языка, на котором написаны сочинения Т.Шевченко, то М.Драгоманов, полемизируя с неким “добродием Вартовым”, указывал:
“...Про Шевченка-ж замітимо, що д.Вартовий переоцінює єго літературний націоналізм украінский, бо Шевченко написав усі своі повісти (...) по “московскому” і також писав і свій інтимний “Дневник”. В Шевченка ще не було думки виробляти непремінно самостоячу украінску літературу; Шевченко вибирав для своіх писань мову, котра в кождому разі була для него лекшою або відповідніщою. Думка, виробити зовсім самостоячу літературу украінску, пізніща від Шевченка і ще доси не опанувала всіма украінолюбцями в Росіі. Се факт, котрого не можна заперечити і котрого не слід ховати від австрійських Русинів!”
[“...Про Шевченко же заметим, что д.Вартовый переоценивает его литературный национализм украинский, потому что Шевченко написал все свои повести (...) по “московскому” и так же писал и свой интимный “Дневник”. У Шевченко еще не было мысли вырабатывать непременно самостоятельную украинскую литературу; Шевченко выбирал для своих писаний язык, который в каждом случае был для него более легким или более соответствующим. Мысль, выработать совершенно самостоятельную литературу украинскую, появилась позднее Шевченко и еще до сих пор не овладела всеми украинолюбцами в России. Это факт, которого нельзя отрицать и который не следует скрывать от австрийских Русинов!”] (Драгоманов М. Листи на Наддніпрянску Украіну. Коломия, 1894, с.113.)
Обратим внимание, во-первых, на год издания (сама работа написана в 1893 г.), чтобы понять значение слов “до сих пор”; а во-вторых, - на место издания - город Коломыя в австрийской Галиции, чтобы не возникало каких-либо мыслей о влиянии российской цензуры. Приведем в связи с этим следующие слова Юзи: “...на превелике щастя, Галичина була під Австрією, і тут ті ж самі східняки-українці могли опублікувати все, що заборонялося у них вдома.” [...на превеликое счастье, Галичина была под Австрией, и тут те же восточники-украинцы могли опубликовать все, что запрещалось у них дома.”]
Отправленный на: Мая 28, 2008, 10:36:42
ак в чем же все-таки кроются причины неудовлетворительного положения с украинским патриотизмом в современной Украине?
Основная проблема здесь заключается в том, что украинский патриотизм сейчас пытаются отождествить с украинским сепаратизмом, признавая настоящим украинским патриотом лишь того, кто одобряет политику, направленную на всемерное обособление Украины от Российской Федерации, украинцев от русских, кто выступает за устранение русского языка из всех сфер жизни, кто поддерживает раскольнические церковные группировки, кто готов содействовать всем противникам России и русских.
Однако в прошлые времена подобная политика никогда не встречала поддержки в основной массе украинского (южнорусского) населения, так что навязываемая ныне трактовка украинского патриотизма, олицетворяемого образами Мазепы или Петлюры, не имеет под собой никакой исторической почвы. И что более важно для наших современников, украинский сепаратизм, став наконец реальностью, проявил свою подлинную сущность, обернувшись истинным бедствием для большинства населения Украины, тем самым подтвердив правоту сторонников русского единства, безусловно отвергавших идею украинского сепаратизма в прошлые времена.
На протяжении столетий, до 1917 г., на Руси патриотизм - любовь к своему Отечеству - всегда был неразрывно связан с Православной верой и с преданностью Царю, что находило отражение в известном призыве “За Веру, Царя и Отечество!” Причем это относилось не только к Великороссии, но и к Южной Руси. После того как на Переяславской Раде в 1654 г. было провозглашено: “волим под царя восточного православного”, большинство южнорусского населения неизменно выступало против имевших место попыток части казацкой старшины оторвать Малую Русь от России. Участь гетманов Выговского и Мазепы является тому подтверждением.
Историк М.Драгоманов, говоря о монархическом идеале украинцев, делал вывод, который может показаться нынешним украинским “патриотам” поистине чудовищным: “Значить, коли хто хоче оздобляти патріотізм непремінно історичними “святощами”, той мусить признати, що московский царізм є й украінска історична святощ і що через те старі украінскі писателі, пишучі вірші на честь царізму, являлись зовсім історичними патріотами.” [“Значит, если кто хочет оформлять патриотизм непременно историческими “святынями”, тот должен признать, что московский царизм есть и украинской исторической святыней и что поэтому старые украинские писатели, писавшие стихи в честь царизма, являлись совершенно историческими патриотами.”]
В XIX в. побудить малороссов к отрыву от России старались поляки, поднимавшие против России восстания в 1830-31 гг. и в 1863 г., но безуспешно. Как писал украинский историк Д.Дорошенко, ссылаясь на слова поляка Б.Познанского: “Як каже Познанський, супроти поляків, супроти їхньої культури на Правобережжу, їхніх політичних ідеалів “стояв український селянин в його закостенілому історичному типі, з укритою злобою проти своїх панів-поляків, з вірою в існування правди, уособленої в далекому образі “білого царя”. Тільки на нього покладав свою надію український селянин, тільки від нього сподівався собі бажаної волі.” [“Как говорит Познанский, против поляков, против их культуры на Правобережье, их политических идеалов “стоял украинский селянин в его закостенелом историческом типе, с укрытой злобой против своих панов-поляков, с верой в существование правды, воплощенной в далеком образе “белого царя”. Только на него возлагал свою надежду украинский селянин, только от него ожидал для себя желанной воли.”]
Когда в середине 70-х годов XIX в. назревала война между Россией и Турцией, поляки в Галиции стали опять подумывать о восстании против России. Однако, как отмечал польский автор С.Киневич: “Львовские заговорщики бряцали сабельками и рвались на Варшаву, но не видели, что в случае столкновения значительную часть народа будут иметь против себя. Московская агитация на селе делала свое: хлопы волновались, угрожая, что с приходом “белого царя” вырежут всех поляков и жидов.” И это говорится не о российских малороссах, а о галичанах, “благоденствовавших” под властью Австрии.
В начале XX в. в России такая партия как “Союз Русского Народа”, выступавшая с позиций единства русского народа, и не делавшая различий между великороссами, малороссами и белорусами, имела наиболее крупные отделы в Киеве, Одессе и в Волынской губернии. И это не случайно, ведь здесь русское (малорусское) население непосредственно сталкивалось с экономически и организационно более сильным польским и еврейским элементом.
Недаром сионистский деятель из Одессы Владимир Жаботинский жаловался в 1911 г.: “Край наш стал излюбленной ареной черносотенства и подвизается у нас оно, особенно в городах и местечках, с солидным успехом. [...] Депутаты юга - главная опора реакции...”
Когда при встрече императора Николая II с членами Государственной Думы в мае 1907 г. государь спросил депутата от Волынской губернии В.В.Шульгина: “Кажется, вы от Волынской губернии, - все правые? [...] Как это вам удалось?”, В.В.Шульгин ответил:
“Нас, Ваше Величество, спаяли национальные чувства. У нас русское землевладение, и духовенство, и крестьянство шли все вместе как русские. На окраинах, Ваше Величество, национальные чувства сильнее, чем в центре...”
В дореволюционной России идея украинского сепаратизма не пользовалась успехом в народе, ибо в те времена существовало понимание того, что в случае отрыва Малороссии от России малороссы непременно окажутся под гнетом поляков и евреев. Еще в 1863 г. в письме, адресованном издателю львовского украинофильского журнала “Мета”, которое было опубликовано в журнале “Вестник Юго-Западной и Западной России”, выходившем в Киеве, было сказано, что в случае выигрыша поляками своего дела, тем, кто позволил полякам сделать себя “орудием в деле расстройства единой самодержавной и православной России”, предстоит обратиться “в разряд хлопов, или быдла, на котором поляки и их задушевные друзья - жиды (...) будут возить воду, песок, навоз, кирпич и другие тяжести”.
И в начале XX в., когда идея украинского сепаратизма пропагандировалась не только из австро-польского очага, находившегося в Галиции, но и из революционного лагеря внутри России, русские патриоты предупреждали, что если замыслы врагов России, стремившихся отторгнуть Малороссию, осуществятся, то малороссы пострадают точно так же, а может быть и больше, чем великороссы.
