ПОВЕСТЬ ПРОШЕДШИХ ЛЕТ
(фрагменты из неопубликованного)
***
В окно первого этажа четырехэтажного дома на улице Марата постучали. Внутри отодвинулась штора, показался охранник.
- Чего тебе? - спросил в открытую форточку охранник закутанную в платок тетку.
- Марфу позови. – Дарья подвинулась к окну. Из окна пахнуло свежесваренным кофе.
- Нету здесь никаких Марф, иди поскорей отсюда, здесь порядочным людям делать нечего.
Форточка закрылась, штора задвинулась. Со второго этажа звучала музыка, слышался гомон. Дарья опять постучала. В форточку высунулся охранник:
- Дуй отсюда, да по - быстрее пока не накостылял.
Послышался женский голос:
- Кто там, Валентин?
- Да Марфу какую – то спрашивают. Сейчас выйду и покажу и Марфу и Мурку.
- Подожди, - женщина подошла к форточке, - чего вам, барышня?
- Мне Марфа нужна, - Дарья вышла на свет, падающий из окна.
- Погуляй пока, - сказала женщина, - сейчас к тебе выйдут.
Через несколько минут, показавшихся Дарье вечностью, – она, Дарья, стоит у этого дома, возле этих блудниц, слушает их музыку, гам из этих паршивых окон, - из подъезда вышла в пальто с горжеткой из лисы до пояса, раскрашенная блондинка. На ногах одеты белые расписные пимы, на голове слегка наброшен светлый шерстяной платок.
- Дарья? Ты что ли? Какими судьбами? Пойдем отсюда, немного прогуляемся. – От дамы пахло хорошими духами, пудрой и еще какими – то давно забытыми запахами. – Что тебя к нам занесло? Здесь порядочным женщинам нельзя находиться.
Она взяла Дарью под руку и через двор повела ее на бульвар. Они прошли арку и остановились.
- Слушай, Марфа …
Блондинка перебила ее:
- Я не Марфа, я Марта. Марфа давно умерла. Забудь ее.
Дарья широко открытыми глазами смотрела на Марфу.
- Что ты, удивлена? Я немка, Марта. Родилась и росла в Германии.
Дарья отодвинулась от блондинки, освободила руку:
- Тогда я ошиблась, извините.
- Нет уж, постой, коль пришла, так говори.
Дарья призадумалась, « Ну передаст она привет, спросят, кто это, где встречалась. Скажет, подошли на базаре, попросили сходить, заплатили мылом. Думала, что это полюбовник. Чем она рискует? Нет, какова, стерва. А как выступала на собраниях. Заслушаешься». Дарья решилась:
- Брова, тебе Марфа, привет передает. Хотя ты и не Марфа, значит привет не тебе, Марте.
Блондинка выругалась, ругалась она вперемежку на русском и на немецком языках. Дарья терпеливо ждала. Петрович говорил, ждать, пока не выговорится. Когда у блондинки запас ругани закончился, она сказала:
- Где же его черти носили?
- Ранен он, ногу перебило, на лечении он. Вот, просил передать. – Она протянула корзинку блондинке. Та подняла полог, заглянула внутрь:
- О, какое богатство. Она взяла из корзины бутылку, поднесла к глазам, тихонько прочла –водка , «Столичная». Ты не боялась через весь город это тащить сюда. Первый патруль - и ты на участке. - Она просмотрела корзину, - О, и коньяк здесь.
- Бог миловал. – Она не рассказала как шла через Доменные, мимо школы, где был немец-кий госпиталь с кладбищем немецким у дороги, переходила Торец рядом с хлипким мостиком мимо скрабного двора, через коксохимстрой. Сопровождали ее полицай Дмитро и немец Ганс. С патрулем из полицаев разговаривал Дмитро, а с немецким патрулем Ганс. Провели они ее до трассы и ждут, что бы назад сопроводить. Сторговалась с ними за две «маленьких». Но пообещала, что только на обратном пути.
- Марфа, тьфу, Марта. В городе облавы, хлопцев постреляли, побили. Каждый день – по сорок человек. У них план.
- Так надо кого освободить?
- Надо всех освободить?
- Брова мои возможности переоценивает. Одного - двух, ну человек десять можно. А всех?
- У них призыв на работу в Германию. Надо туда их, в списки.
Марта остановилась, задумалась.
- Кто ж это придумал? Нет, не Брова. – Марта задумалась.- Передай ему привет.
- Кому?
- А то ты не знаешь! Петровичу. Узнаю партизана, голова. Это выход. – Марфа в восхищении зацокала языком, – Передай – я его по - прежнему люблю, мою ругань пусть не помнит. То освобождали от отправки в Германию, а теперь, наоборот. Объявить надо комсомольский призыв. А что, правильно, хоть живыми останутся. Кто там знает, что впереди. Бьют, Дарья, немцев. «Блиц» оказался «пшиком». Но перелома нет. Самолеты каждый день с ранеными, заправятся и на Германию. Такого еще не было. Шнапс бочками пьют. Ну вот, новости рассказала. Давай будем прощаться. Сюда приходи только в крайнем, очень крайнем случае.
- А как я узнаю, получилось ли?
- «По делам вы узнаете их» - процитировала Марта библию.
С Марата на бульвар вышла группа немецких офицеров. Слышно было, как они поют: «Если завтра война, если завтра в поход..», - Смотри, по-русски поют, - прошептала Дарья.
- Так они все проходили стажировку наперед войной на лучших русских аэродромах. Знают и русский язык, и русские песни, – сказала Марта.
Летчики подошли ближе, заговорили;
- Марта, спасибо за вечер, все было прекрасно.
- Что ж так рано, завтра жду вас.
Один из летчиков пропел: «Все выше, выше и выше …». Завтра мы будем высоко. Другой его подтолкнул, летчик осекся и сказал:
- Как получится, еще раз спасибо за вечер.
Они прошли дальше по бульвару.
- Ну вот, - сказала Марта,- это летчики люфтваффе, живут в угловом доме, завтра, значит, опять Сталинград бомбить полетят.
***
Летчики вошли в один из подъездов углового дома на бульваре. Крутая лестница
вела на первый этаж.
- Давно хочу тебя спросить, - один из летчиков повернулся к приятелю, - ты ведь из бывших строителей и давно здесь живешь, почему такая лестница крутая? Этаж ведь первый? Я регулярно здесь спотыкаюсь.
- Надо меньше шнапса принимать, ровнее будешь ходить, - пошутил второй.
- Да я серьезно спрашиваю.
– А если серьезно, то при обследовании выяснилось, когда русские этот дом строили, предусмотрели бомбоубежище под ним. Поэтому и этаж с учетом цоколя высокий. Дом стоит на карстовых разломах, поэтому кроме обычных подвалов они использовали эти разломы, укрепили их, оборудовали для бомбоубежищ. Глубина достигает двух-трех этажей. Под этим двором большое бомбоубежище. Причем, есть переходы между подвалами под домами и бомбоубежищем. Да, а что за история у вас была с катанием русского Лени - дурачка?
- А, эту шутку придумали механики. Делали профилактику самолета, а Леня-дурачок этот крутился возле них. То подай – это принеси. Он частенько к ним приходил.
- А кто разрешил ему бывать на аэродроме?
- Так божий человек, безвредный. Говорят, он с первых дней уборщиком был, убирал, под метал. Они и предложили ему покататься. Загрузили его в бомболюк, а полы вскрыты, он лежит, а они сверху стоят. Завели двигатели, стоят на месте, а ему говорят – сто метров, а он – выше давай, двести метров, а он - выше давай. Ну так и подымали его, движки гудят, а потом рычаг – и он падает на землю. Хохот еще тот был.
- А откуда у него форма, шинель офицерская?
- Формой с ним механики поделились, дали обноски, а вот шинель – не знаю. Действительно – шинель на нем классная…
Через день Леня сидел на стуле, перед ним стоял Гаврила и тянул его за уши, Леня ничего не понимал, только мычал от боли.
- Ну как, хорошо поздравил я тебя с днем рождения? – спросил Гаврила. – Теперь ты скажешь, кто подарил тебе шинель? От боли Леня сполз со стула и начал плакать.
Старшой вошел в комнату, подошел к Лене, поднял его и посадил на стул. Вынул коробку с леденцами, открыл ее, взял несколько леденцов и дал их Лене.
Всхлипывая, Леня взял леденцы, положил их в рот.
- Ну, успокоился, вот и рассказывай, как ты убил немецкого офицера?
- Это не я, я не убивал.- Леня преданно смотрел в глаза Старшому.
- А кто убивал?
- Он лежал, а я подошел, а он лежал, а шинель рядом валялась, а я взял. Я не убивал.
-Так, так. Где лежал, кто лежал?
Сбиваясь, перепрыгивая через слова, Леня рассказывал: что шинель принадлежала Курту, двадцатидвухлетнему офицеру – интенданту. Курт, занимаясь заготовками, на Малотарановке познакомился с девушкой, заходил к ней в гости. Он увлекался русской поэзией, наизусть читал стихи русских поэтов. На этой почве подружился с девушкой. В феврале, находясь у нее в гостях, выпил излишне и возвращаясь поздно вечером от нее в город, упал возле железнодорожного переезда, в руках сжимал томик Лермонтова, который ему подарила девушка. Брат девушки, четырнадцати лет со своим приятелем, сняли с него сапоги, забрали оружие, сняли шинель. Шинель потом бросили рядом на забор, где ее увидел Леня и забрал себе.
Проверили дела прошлого года. Действительно. Был такой случай. Рано утром был найден замерзший труп Курта. Предварительное следствие не нашло фактов насильственной смерти. Несчастный случай. Дело закрыли, тело отправили в Германию.
После допроса Лене дали пинка под зад так, что он долго еще хромая, всхлипывая, брел домой на Малотарановку и все причитал: «Я не убивал, он лежал, а я взял, а он лежал».
Через два часа привезли брата девушки, самой девушки в городе не было, успела уехать в деревню. А когда Красная армия прорвала фронт и подошла к Крамагорску, вместе с другими деревенскими ушла с отступившими войсками. Еще через час – привезли приятеля брата.
Из письма шефа гестапо в Германию матери Курта: « Фрау Рози, выполняю вашу просьбу, рассказать о минутах гибели вашего сына Курта. Как установлено следствием, он погиб при выполнении рабочего задания в пос. Малотарановка недалеко от станции Крамагорская. – Шеф гестапо вынул портсигар, достал сигарету, неспешно размял ее, прикурил, подошел к окну, посмотрел на падающий снег. Затем взял ручку и дописал – Ваш сын держался мужественно, как и подобает немецкому офицеру. Глубоко скорблю вместе с вами».
Брат девушки и его приятель в тот же день согласно приказу коменданта города были повешены за мародерство
(С) В.Н.Бугай