Шел тридцать третий месяц медленной украинской революции.
На Майдан все так же выходили Кличко, Яценюк и Тягнибок. Они уже не говорили, а молчали. Говорить не было смысла, массы и так все знали. Это был удивительный акт единения, когда лидеры и масса понимают все без слов. Только ветер развевал прапоры и слышался крик ворон, кружащих в потоках воздуха.
Время от времени толпе раздавали письмо №33 от Юлии Тимошенко. Оно тут же направлялось в топки многочисленных буржуек.
На Банковой Сергей Левочкин и Андрей Клюев сидели в большой комнате с большим монитором, где показывалась картинка с Майдана. Они играли в шахматы. Тоже без слов. Иногда дверь открывалась и в комнату входил Виктор Медведчук. Он пытливо смотрел на них, потом говорил: «ну, да, ну, да» и уходил.
В Кремле бухали. Веры не было ни кому. Все оказались засранцами. Глазьев пил больше всех. Он не понимал, почем так. Он вообще уже ничего не понимал.
В МВФ безуспешно предлагали деньги Украине, но никто не приходил их уже брать.
В Брюсселе все ходили в вышиванках, потому что поняли, что увязли надолго.
США бомбили Ближний Восток. А при слове Украина Виктория Нуланд в ужасе закрывала глаза.
Квасневский купил квартиру на Липках и жил. Вместе с Коксом. Иногда ездил к Тимошенко.
Сикорский часто плакал. Просто плакал, и по ночам было слышно, как он всхлипывая кричал: Быдло пшекльонте, курва мать.
По КМДА ходили коровы и козы. Там же они и жили.
На склонах Майдана виделись огороды, там работали крепкие селянки, которых любили фотографировать туристы.
На самом Майдане бегало много детей. Крепкие малыши. Плоды любви «Беркута» и женщин Майдана. Врачей сначала пугало, что при рождении они кричали «Геть!», «Зрада!», «Ганьба!», а потом привыкли. Дети Майдана, что с них взять….
На палатках висели трусы и выцвевшие плакаты. Трусы сушились, плакаты просто никому не мешали.
Виктор Федорович Янукович охотился в Сухолучье. Там развелось много кабанов и ему вообще все было по х*й.
Это Украина, друзья. Это медленная украинская революция.
