[8888]

Не, ну, это ж не ситуация последнего времени. Так было всегда, и в прошлом и в настоящем. Это природа человека. Он легко программируем и легко управляем.

[Nyarlathotep]

я думаю, если с детства человека приучать что брать на себя - хорошо, а отдавать ответственность - это плохо, то все будет по-другому.
нас ведь не прямо, но косвенно воспитывают в русле "спрыгнуть с ответственности".

[8888]

Дело не в воспитании. Всех воспитывали по-разному. Человек в большей мере это гены, чем воспитание. А гены это программа, а программа это не свобода по определению.

[Nyarlathotep]

не согласен. гены - это железо, которое исполняет программу, а любой живой организм имеет возможность перепрограммировать себя.

наша цивилизация далеко продвинулась в изучении вопросов "как делать", но ей не интересен вопрос "как жить". царям нужны исполнители (рабы), потому нас никто не учит тому, как сделать себя лучше, как нужно мыслить самостоятельно и т.д.

в чем проблема всех этих людей? в том, что они не умеют принимать решения и действовать в критической ситуации. если что-то происходит, то у них есть отмазки - мне сказали, бес попутал.

но это лечится и последние исследования и опыт некоторых людей это доказывают.
оглянемся, например, в историю. спартанцы - 33 богатыря (ладно, 300), все как на подбор.
но ведь там все были такие.

[8888]

а любой живой организм имеет возможность перепрограммировать себя.

Как это?

[HARD]

Мутации?

[8888]

Пол птенцов зависит от мнения самки о своем муже

http://elementy.ru/news/431033

Австралийские птицы Erythrura gouldiae (амадины Гульда) делятся на две расы: красноголовую и черноголовую. Амадины предпочитают «одноцветные» браки, потому что дочери от смешанных браков обладают пониженной жизнеспособностью. Оказалось, что самки амадины Гульда, вынужденные взять в мужья самца с «неправильным» цветом головы, производят на свет вчетверо больше сыновей, чем дочерей. Это позволяет им сгладить последствия неудачного замужества. Самок можно обмануть, перекрасив голову красноголового самца в черный цвет. Это означает, что соотношение полов у потомства зависит не от совместимости генотипов родителей, а исключительно от мнения самки о том, насколько удачно ее замужество.

Красноголовая и черноголовая формы амадины Гульда встречаются в природе в соотношении 3 : 7. Между формами существует частичная генетическая несовместимость, что проявляется в пониженной жизнеспособности потомства от смешанных браков, причем гибридные самки значительно менее жизнеспособны, чем гибридные самцы. Смертность дочерей от смешанных браков в течение первых 160 дней жизни (от вылупления до достижения половой зрелости) на 84% выше, чем у женского потомства родительских пар с одинаковым цветом головы. Смертность гибридных сыновей лишь на 40% выше, чем негибридных.

Легко догадаться, что птицам выгодно вступать в брак только со «своими», то есть с особями с таким же цветом головы. Амадины Гульда хорошо это понимают и стараются выбирать себе «правильных» партнеров. Однако это не всегда удается, и поэтому до 30% семейных пар в природе — смешанные (при безвыборочном скрещивании следовало бы ожидать 2 × 0,3 × 0,7 × 100 = 42% смешанных пар).

Поскольку смешанные браки у амадин — суровая реальность, которой не всегда удается избежать, птицы могли выработать специальные адаптации, которые позволили бы им как-то скомпенсировать вредные последствия таких браков. Например, им было бы полезно смещать соотношение полов в потомстве в сторону преобладания сыновей. Но возможно ли это технически?

Вопрос о возможности целенаправленной регуляции родителями соотношения полов у потомства обсуждается давно, но твердо установленных фактов найдено пока довольно мало (об этих исследованиях см. в заметке «Высокая плодовитость отцов способствует рождению сыновей», «Элементы», 05.12.2006). Амадина Гульда представляет собой замечательный объект для таких исследований по двум причинам. Во-первых, этим птицам очень легко отличить подходящего (совместимого) партнера от неподходящего: это в буквальном смысле написано у него на лбу. Самке не нужно анализировать количественные параметры (степень агрессивности, яркость окраски, число пятен на хвосте, музыкальность песенки, сложные запаховые сигналы и т. п.). Во-вторых, птицы, вступившие в «неравный брак», сильно заинтересованы в смещении полов у потомства в сторону преобладания сыновей, поскольку гибридные дочери имеют намного меньше шансов выжить, чем гибридные сыновья.

Сара Прайк (Sarah R. Pryke) и Саймон Гриффит (Simon C. Griffith) из Университета Маккуори (Сидней, Австралия) провели эксперименты с амадиной Гульда, которые показали, что самки не только регулируют соотношение сыновей и дочерей в своем потомстве в зависимости от внешности мужа, но и вкладывают в гибридное потомство значительно меньше сил, чем в потомство от «равного» брака. Эти птицы заключают брачный союз не на всю жизнь, и поэтому самка, вынужденная сейчас выводить птенцов с неподходящим партнером, не теряет надежды в будущем найти кого-то получше. Поэтому ей выгодно «сэкономить» на малоперспективном гибридном потомстве, чтобы сохранить побольше сил и здоровья для других выводков.

Исследователи взяли 200 самок — 100 красноголовых и 100 черноголовых — и скрестили каждую последовательно с двумя разными самцами. Например, если сначала самку скрестили с «подходящим» по цвету самцом, то после того, как яйца были отложены и высижены, а птенцы — выращены, ту же самку скрещивали с другим самцом, на этот раз с «неподходящим».

Оказалось, что самка, вынужденная вступить в брак с неподходящим партнером, делает всё возможное, чтобы минимизировать ущерб от неудачного замужества. Во-первых, она производит на свет гораздо больше сыновей, чем дочерей (в пропорции 4 : 1). Те же самые самки, вступив в брак с «подходящим» мужем, производили сыновей и дочерей в одинаковом количестве.

Во-вторых, неравный брак побуждает самку откладывать меньше яиц, и эти яйца в среднем мельче, чем отложенные той же самкой в «удачном» браке. По-видимому, самка таким образом пытается «сэкономить» на гибридном потомстве.

В-третьих, самки хуже заботились о своих птенцах (реже кормили их) в том случае, если самец не соответствовал им по цвету головы. Это вело к тому, что птенцы родителей с разным цветом головы росли медленнее, чем потомство одноцветных родителей. Чтобы убедиться в том, что замедленный рост гибридных птенцов объясняется плохим уходом, а не плохой наследственностью, исследователи пересаживали выводки из гнезда в гнездо. Птицы обычно не замечают таких подмен и ухаживают за приемышами точно так же, как и за родными детьми. Оказалось, что гибридные птенцы, пересаженные в гнездо к одноцветным приемным родителям, растут значительно лучше, чем их гибридные сверстники, оставшиеся в своих родных гнездах.

Любопытно, что самцы, в отличие от своих разборчивых жен, заботились о птенцах с одинаковым усердием независимо от цвета головы супруги. Хотя, если подумать, им тоже было бы выгодно «сэкономить» на малоперспективном потомстве и поберечь силы до тех времен, пока удастся завести семью с подходящей по цвету самкой.

Является ли цвет головы супруга единственным фактором, который самка принимает в расчет? Теоретически, на соотношение полов у потомства могут влиять и другие факторы. Например, сперматозоиды с разным генотипом могут избирательно оплодотворять те или иные яйцеклетки (необходимо пояснить, что у птиц пол потомства «записан» в яйцеклетке, а не в сперматозоиде, как у млекопитающих). Чтобы это проверить, исследователи провели остроумный эксперимент: перекрасили головы красноголовых самцов в черный цвет.

Самки полностью и безоговорочно поддались на этот обман. Красноголовые самки приняли перекрашенных самцов за «чужих» и вели себя соответственно: производили на свет в основном сыновей и плохо заботились о потомстве. Черноголовые самки, вступив в брак с перекрашенным генетически несовместимым самцом, были уверены, что сделали удачный выбор: они производили равное количество сыновей и дочерей и старательно ухаживали за птенцами.

Таким образом, самки различают самцов исключительно по цвету головы, не используя никаких других критериев (например, запаховых), по которым, теоретически, можно было бы различать самцов с разным генотипом. В естественных условиях этого достаточно, потому что цвет головы является надежным индикатором генотипа.

[цукен]

Выходит, даже в природе встречают по одежке.
Стоит перекрасить хохолок (или купить крутую тачку), и ты уже САМЭЦ. И от одного твоего вида писяют кипятком.

[8888]

Самое интересное, что это явный пример влияния восприятия на состояние организма.
Птичке всего лишь кажется, что это нужный самец, а в ее организме происходят изменения, приводящие к появлению птенцов определенного пола.

[цукен]

Да да да!
Самка видит мерседес, и ножки у нее автоматически раздвигаются.

Или как у классика: "
Кабы я была царица третья молвила сестрица,
я б для батюшки царя родила богатыря!
Видим подходящего самца (царя), вырабатываем определенное потомство (богатыря).

[8888]

Ну, где-то так. 

Я о том, что подобное может происходить не только в процессе размножения и не только у птиц.
Я, например, знаю (видел собственными глазами) случаи, когда огромная воля к жизни (тоже, не более чем восприятие) помогала человеку справиться с раком. И видел примеры, когда потеряв волю к жизни (желая умереть), молодые люди сгорали за короткое время.   

[цукен]

Ага.
Или как в "Графе Монтекристо" Мерседес родила сына от другого, а он оказался похож на Монтекристо.
Трансфертинг, ту(самоцензура)!

[8888]

Честные дрожжи и дрожжи-обманщики могут жить дружно

http://elementy.ru/news?newsid=431060


В популяциях дрожжей одни особи ведут себя как альтруисты, производя фермент, расщепляющий сахарозу на легко усваиваемые моносахариды — глюкозу и фруктозу. Другие особи — «эгоисты» — сами не производят фермента, но пользуются плодами чужих трудов. Теоретически, это должно приводить к полному вытеснению альтруистов эгоистами, несмотря на гибельность такого исхода для популяции в целом. Однако в реальности численность альтруистов не падает ниже определенного уровня. Как выяснилось, возможность «мирного сосуществования» альтруистов с эгоистами обеспечивается сочетанием двух обстоятельств: нелинейным характером зависимости скорости размножения от концентрации глюкозы и небольшим преимуществом, которое получают альтруисты в случае очень низкого содержания глюкозы в среде.

Проблема эволюционного происхождения альтруизма продолжает привлекать внимание биологов. В последнее время для экспериментального изучения этой проблемы всё чаще используются микробные модели. Кооперация и альтруизм, обман и нахлебничество — всё это очень широко распространено в мире микробов, а работать с микробами во многих случаях куда легче, чем с животными (см. ссылки внизу). Сотрудники Массачусетского технологического института (Massachusetts Institute of Technology, Кембридж, Массачусетс, США) нашли новый модельный объект для таких исследований — обыкновенные пекарские дрожжи (Saccharomyces cerevisiae).

Излюбленной пищей дрожжей являются моносахариды, такие как глюкоза или фруктоза. При их отсутствии дрожжи могут использовать альтернативные источники энергии, в том числе дисахарид сахарозу (обычный сахар). Молекула сахарозы состоит из соединенных молекул двух моносахаридов — глюкозы и фруктозы. Чтобы усвоить сахарозу, дрожжи должны сначала расщепить ее на моносахариды. Для этого у них есть специальный фермент — инвертаза. Фермент локализован на клеточной мембране, и свою работу (то есть расщепление сахарозы) он выполняет не внутри клетки, а снаружи. Именно это обстоятельство и создает предпосылки для возникновения у дрожжей «моральной дилеммы», изучению которой посвящена обсуждаемая статья. Поскольку производство моносахаридов происходит во внешней среде, образовавшиеся глюкоза и фруктоза становятся потенциально доступны не только той клетке, которая их произвела, но и всем окружающим. Значит, можно воровать «чужие» моносахариды, не тратя собственные ресурсы на дорогостоящее производство фермента инвертазы. Клетки, производящие фермент, оказываются «альтруистами»: они тратят свои силы на то, чтобы облегчить жизнь окружающим.

Для начала авторы проверили, действительно ли дрожжи способны «помогать» друг другу, то есть делиться пищей. Если это так, то в среде, содержащей сахарозу (но не глюкозу), дрожжи должны размножаться тем быстрее, чем выше плотность популяции. Это предположение подтвердилось. Значит, кооперация у дрожжей действительно существует: глюкоза, производимая клеткой, не остается полностью в ее распоряжении, а растворяется в среде, становясь доступной другим клеткам. Чем выше плотность популяции, тем выше концентрация глюкозы в среде и тем быстрее растет вся популяция в целом.

Теперь нужно было выяснить, успевают ли «честные» дрожжи, расщепляющие сахарозу, ухватить себе хоть какую-то часть произведенных ими моносахаридов до того, как те растворятся в окружающей среде и станут общим достоянием. Эксперименты дали положительный ответ на этот вопрос. Однако доля пищи, достающаяся «честным» дрожжам за их труды, оказалась очень небольшой: лишь 1% произведенной глюкозы достается производителю, а 99% поступает в общее пользование.

Тем не менее эта весьма скромная доля, достающаяся «честным» дрожжам в обход «общего котла», по-видимому, имеет очень большое значение, защищая популяцию от засилья эгоистов. Если бы дрожжи-альтруисты не имели вообще никаких преимуществ перед остальными клетками, то быть эгоистом было бы при любых обстоятельствах выгоднее, чем альтруистом. Ведь доступ к глюкозе был бы у всех одинаков, а «расходы» на ее производство несли бы только «честные» особи. Дрожжи оказались бы тогда в ситуации, известной из теории игр как «дилемма заключенного». В своем классическом виде эта дилемма формулируется следующим образом. Следователь предлагает каждому из двух арестантов одну и ту же сделку: ты можешь дать показания против своего приятеля («эгоизм») или промолчать («кооперация»). Если один из вас предаст другого, а тот промолчит, то «эгоиста» отпустят, а «кооператора» посадят на 10 лет. Если оба промолчат, каждому дадут по полгода. Если оба дадут показания друг против друга, обоим дадут по 5 лет.

Казалось бы, в этой ситуации обоим арестантам следует промолчать: в этом случае совокупный вред будет минимальным (каждый получит по полгода). Однако в теории игр (как и во многих реальных жизненных ситуациях) действия индивидуумов определяются исключительно их личной выгодой, без всяких скидок на общие интересы. А с точки зрения личной выгоды каждому арестанту в этой ситуации выгоднее предать своего партнера, чем промолчать. Каждый арестант будет рассуждать так: если мой партнер промолчит, я сразу выйду на свободу, предав его, а если промолчу — получу шесть месяцев. Если же партнер меня предаст, я получу 10 лет, промолчав, и только 5 лет, если дам показания против него. Таким образом, с точки зрения теории игр заключенные должны оба предать друг друга и получить по 5 лет, каким бы глупым ни казалось такое решение с позиций «общего блага».

Если дрожжи действительно играют в игру «заключенный», то эгоисты всегда должны брать верх над альтруистами, что ставит под вопрос само существование альтруистической поведенческой стратегии в долгосрочной перспективе (хотя существуют и некоторые обходные пути для сохранения альтруизма даже в этой ситуации, см.: Альтруисты процветают благодаря статистическому парадоксу, «Элементы», 16.01.2009).

Однако авторы предположили, что «честные» дрожжи в действительности могут играть с дрожжами-обманщиками в другую игру, известную под названием «сугроб» (snowdrift game). В этой игре выгодно выбирать стратегию, противоположную той, которую выберет партнер. Вот классический пример такой ситуации. Два водителя натыкаются на снежный завал, перегородивший дорогу. Можно взять лопату и расчистить завал, а можно посидеть в машине и подождать, пока всю работу сделает другой водитель. С точки зрения теории игр (которая, как мы помним, основывается на абсолютно безнравственных калькуляциях личной выгоды без всяких элементов сочувствия и заботы о ближнем), выгодно сидеть в теплой кабине, если другой водитель уже схватил лопату и расчищает дорогу. Однако если другой водитель упрямо сидит в своей машине и явно готов скорее замерзнуть насмерть, чем взяться за лопату, то выигрышной стратегией будет все-таки самостоятельная расчистка завала. Иными словами, выгодно быть эгоистом, если партнер проявляет альтруизм, и выгодно быть альтруистом, если партнер оказался бессовестным лентяем и паразитом.

В природных популяциях дрожжей существует весьма высокий полиморфизм (изменчивость) по уровню экспрессии (активности) гена, кодирующего инвертазу, то есть по степени «альтруизма». Одни аллели (генетические варианты) обеспечивают крайне низкий или нулевой уровень экспрессии (дрожжи-обманщики, или эгоисты), другие — более высокий (дрожжи-кооператоры, или альтруисты). Кроме того, активность производства инвертазы зависит не только от генов, но и от внешних факторов, в первую очередь от концентрации глюкозы в среде; характер этой зависимости у разных клеток может быть разным, что определяется их генотипом. Всё это делает природные популяции дрожжей слишком сложными объектами для изучения основ микробной «морали». Поэтому исследователи радикально упростили систему, создав два генетически однородных штамма, с которыми и проводились все дальнейшие эксперименты.

Первый штамм («кооператоры») производил инвертазу, вырабатывал желтый флуоресцирующий белок и не мог синтезировать аминокислоту гистидин (то есть нуждался в подкормке гистидином). Второй штамм («обманщики») был лишен способности производить инвертазу, вырабатывал красный флуоресцирующий белок и не нуждался в гистидине.

 
Модельная система, использованная в экспериментах. Дрожжи–«кооператоры» светятся желтым светом, имеют работающий ген SUC2, кодирующий инвертазу, и испорченный (не работающий) ген HIS3, необходимый для синтеза гистидина. Дрожжи-«обманщики» светятся красным светом, лишены гена SUC2 и имеют работающий ген HIS3. Рис. из дополнительных материалов к обсуждаемой статье в Nature



Флуоресцирующие белки двух цветов были использованы для того, чтобы можно было по цвету колонии определять соотношение эгоистов и кооператоров. Гистидиновая зависимость кооператоров нужна была для того, чтобы экспериментаторы могли по своему усмотрению регулировать «цену», которую платят кооператоры за свой альтруизм. В естественных условиях эта цена равна расходам на производство инвертазы (авторы экспериментально подтвердили, что в среде с глюкозой штаммы дрожжей, производящие инвертазу, растут медленнее, чем «обманщики»). Такую же цену всегда «платил» и экспериментальный штамм, однако гистидиновая зависимость давала возможность искусственно увеличивать «себестоимость» альтруистической стратегии путем снижения концентрации гистидина в среде.

Исследователи смешивали два штамма в разных пропорциях и растили в среде, содержащей сахарозу. Оказалось, что если исходно в смешанной культуре доля кооператоров (f) была низкой, то в дальнейшем она начинает возрастать. Если же величина f исходно была большой, она снижается. В итоге через несколько дней система приходит в состояние равновесия, причем кооператоры и обманщики мирно уживаются друг с другом, и их количественное соотношение остается в дальнейшем неизменным. Равновесное значение f не зависит от исходного соотношения двух штаммов в смешанной культуре. Как и следовало ожидать, оно зависит от концентрации гистидина, то есть от «цены альтруизма»: чем меньше в среде гистидина, тем труднее жить кооператорам, и тем ниже равновесное значение f. Высокая «цена альтруизма» вела не только к резкому преобладанию обманщиков над кооператорами, но и к замедлению общей скорости роста смешанной популяции.

Устойчивое сосуществование кооператоров и эгоистов в смешанной культуре подтвердило идею о том, что дрожжи играют в «сугроб», а не в «заключенного».

 
Две модели взаимодействия кооператоров и обманщиков. Формулы в верхней части рисунка отражают выгоду, предоставляемую стратегией обманщиков (PD) и кооператоров (PC). По вертикальной оси — доля полезного продукта, производимого кооператорами и попадающего в их распоряжение, а не в общее пользование (ε); по горизонтальной оси — себестоимость стратегии кооператоров c («цена альтруизма»). Разными цветами показано «равновесное» значение f, то есть доля кооператоров в смешанной культуре, которая в конце концов установится в ней при данных значениях c и ε. MB («mutually beneficial», взаимовыгодная игра) — ситуация, в которой стратегия кооператоров является безусловно более выгодной, и кооператоры полностью вытесняют обманщиков. PD («prisoner’s dilemma», дилемма заключенного) — ситуация, в которой безусловно более выгодной является стратегия обманщиков; равновесное значение f = 0 (обманщики полностью вытесняют кооператоров). SG («snowdrift game», игра в «сугроб») — ситуация, в которой кооператором быть выгодно, но только до тех пор, пока численность обманщиков достаточно высока; между кооператорами и обманщиками устанавливается равновесие; 0 < f < 1. Остальные пояснения см. в тексте. Рис. из обсуждаемой статьи в Nature



Что же позволяет смешанной популяции сохранять свой полиморфизм и не «скатиться» в одно из крайних состояний (иными словами, почему f не принимает значение 0 или 1, а удерживается на некотором промежуточном уровне)? Ответ на этот вопрос, предлагаемый авторами, показан на рисунке. Они исходили из того, что альтруистическая стратегия имеет некую постоянную «цену» (c), причем альтруисты сразу получают определенную долю (ε) производимого ими полезного продукта, а весь остальной продукт (1 – ε) поступает в общее пользование, то есть становится в одинаковой мере доступен всем особям. В формулах, приведенных на рисунке, буквами PD обозначена выгодность стратегии обманщиков, PC — выгодность стратегии кооператоров.

В простейшем случае (левая панель на рисунке) выигрыш, получаемый особями, прямо пропорционален количеству доступной им глюкозы. Однако в этой ситуации, как видно из формул, никакого равновесия между кооператорами и обманщиками быть не может. Если c > ε, преимущество всегда будет на стороне обманщиков (PD всегда больше, чем PC). Следовательно, обманщики в конечном счете полностью вытеснят кооператоров («равновесное» значение f = 0). Эта ситуация соответствует игре в «заключенного» (PD, коричневый треугольник на левой панели рисунка). Если ε > c, преимущество всегда будет на стороне кооператоров. В этом случае обманщики неизбежно будут вытеснены из популяции (f = 1).

Таким образом, для установления равновесия между кооператорами и обманщиками ненулевое значение ε (в реальности, как мы помним, е ≈ 0,01) является необходимым, но не достаточным условием.

Для того, чтобы в модели стало возможным мирное сосуществование кооператоров и обманщиков, авторам пришлось немного приблизить к реальности характер зависимости между выигрышем, получаемом особями, и концентрацией глюкозы. На самом деле эта зависимость не является линейной, как предполагалось в модели, показанной на левой панели рисунка. По мере увеличения концентрации глюкозы рост дрожжей ускоряется сначала очень быстро, а затем всё медленнее. Эксперименты показали, что скорость размножения дрожжевых клеток пропорциональна концентрации глюкозы в степени 0,15. В частности, это означает, что небольшое количество кооператоров в состоянии обеспечить глюкозой и себя, и множество обманщиков; пока кооператоров мало, их численность очень сильно влияет на скорость роста всей популяции в целом, однако чем больше становится кооператоров, тем слабее влияет дальнейшее увеличение их численности на скорость роста популяции.

Когда авторы ввели в свою модель соответствующее уточнение (то есть возвели концентрацию глюкозы в обеих формулах в степень 0,15; на рисунке эта величина обозначена буквой α), это привело к образованию обширной области в пространстве параметров, в пределах которой равновесное значение f оказалось больше нуля, но меньше единицы. Эта область ограничена черными линиями на правой панели рисунка. В ее пределах дрожжи играют в «сугроб» (SG), а не в «заключенного» (PD) и не во «взаимовыгодную игру» (MB). Таким образом, была получена правдоподобная математическая интерпретация наблюдаемого равновесия между численностями кооператоров и обманщиков в экспериментальных культурах.

Дополнительные эксперименты подтвердили, что взаимоотношения между кооператорами и обманщиками зависят от концентрации глюкозы в среде. Этого следовало ожидать, ведь чем больше в среде глюкозы, тем выгоднее быть обманщиком и тем слабее преимущество кооперативной стратегии. При некоторых наборах условий авторам удалось получить парадоксальный результат, который состоял в том, что добавление в среду глюкозы вело к общему замедлению роста смешанной культуры. И это при том, что любой штамм дрожжей, взятый по отдельности, всегда только выигрывает от повышения концентрации глюкозы! Замедление роста смешанной культуры объясняется тем, что при добавлении небольших количеств глюкозы в среду, где основным кормом для дрожжей является сахароза, польза, приносимая глюкозой, перевешивается тем вредом, который приносит смешанной популяции снижение доли кооператоров, производящих глюкозу из сахарозы.

В природных популяциях дрожжей взаимоотношения между кооператорами и обманщиками гораздо сложнее, чем в упрощенной модельной системе. Самое существенное отличие состоит в том, что дрожжи умеют регулировать синтез фермента инвертазы в зависимости от концентрации глюкозы в среде. При высокой концентрации глюкозы большинство дрожжевых клеток просто-напросто перестает синтезировать инвертазу. Иными словами, одна и та же клетка может вести себя как альтруист, пока глюкозы в среде мало и быть альтруистом выгодно, но превращается в эгоиста, когда концентрация глюкозы возрастает. Все эксперименты, описанные в обсуждаемой статье, проводились при нулевой или очень низкой концентрации глюкозы, то есть в таких условиях, когда все дрожжевые клетки, способные синтезировать инвертазу, действительно ее синтезируют.

[цукен]

Человек гораздо умнее бактерии, поэтому уровень халявщиков в нашем обществе гораздо выше.
Хотя конечно против природы не попреш, и когда их концентрация начинает зашкаливать, случаются
всякие кризисы и халявщики начинают сами регулировать свою численность выбрасываясь из окошек на Уолл-стрит.

[8888]

Жизнь без агрессии - реальность или утопия?

http://www.ethology.ru/lection/?id=7

"Почему в нашей жизни так много жестокости?" - этот вопрос всегда волновал философов и поэтов. "Можно ли построить идеальное общество, где все равны и нет злобы, зависти и войн?" Ответить на подобные вопросы очень сложно, но можно попытаться изучить причины и закономерности проявления агрессии. А это, в свою очередь, помогает понять роль её в нашей жизни, а также в жизни животных.

Агрессивное поведение у животных (от французского слова aggressif - нападающий, воинственный, от латинского aggregior - нападаю) - это действия животного, адресованные другой особи и приводящие к её запугиванию, подавлению или нанесению ей физических травм. Таково самое общее определение агрессии.

Часто агрессивное поведение проявляется уже на ранних стадиях онтогенеза, что может приводить к уничтожению самого младшего детёныша (каинизм), а иногда и к поеданию его собратьями (каннибализм). На почве агрессивного поведения возможно также детоубийство (инфантицид) у хищных млекопитающих (львы), грызунов (суслики) и т. д. При защите групповой территории наблюдается коллективное агрессивное поведение хозяев по отношению к чужакам. Во многих случаях агрессивное поведение стимулируется половыми гормонами.

Под влиянием агрессивного воздействия организм испытывает состояние напряжения, стресс (англ. stress - напряжение). При умеренном стрессе обнаруживается усиление активности вегетативной нервной системы. Стимуляция мозгового слоя надпочечников через вегетативные нервы заставляет их выделять в кровь адреналин. При этом происходят изменения в различных частях организма. Начинается секреция потовых желез, шерсть встаёт дыбом, сердце бьётся быстрее, дыхание делается более частым и глубоким, кровь от пищеварительного тракта перенаправляется к мышцам. Всё это подготавливает организм к энергичным действиям требуемого типа. Под действием хронического стресса животное заболевает и может умереть.

Формы агрессии многообразны, попытаемся классифицировать их.

Межвидовая агрессия 1) Агрессивность хищника по отношению к жертве. В природе одни виды неизбежно нападают на другие. Взаимное влияние хищника и жертвы приводит к эволюционному соревнованию, заставляет одного из них приспосабливаться к развитию другого. Но, стоит отметить, что хищник никогда не уничтожает популяцию жертвы полностью, между ними всегда устанавливается некоторое равновесие. Строго говоря, этологи вообще не считают поведение хищника агрессивным (Лоренц, Дольник и др.) или же считают его особой формой агрессии, отличающейся от всех других (Дьюсбери). "Когда волк ловит зайца - это не агрессия, а охота. Точно так же, когда охотник стреляет уток или рыбак ловит рыбу, это не агрессивное поведение. Ведь все они не испытывают к жертве ни неприязни, ни страха, ни гнева, ни ненависти." (В. Дольник). А К. Лоренц пишет: "Внутренние истоки поведения охотника и бойца совершенно различны. Когда лев убивает буйвола, этот буйвол вызывает в нём не больше агрессивности, чем во мне аппетитный индюк, висящий в кладовке, на которого я смотрю с таким же удовольствием. Различие внутренних побуждений ясно видно уже по выразительным движениям. Если собака гонит зайца, то у неё бывает точно такое же напряжённо - радостное выражение, с каким она приветствует хозяина или предвкушает что-нибудь приятное. И по львиной морде в драматический момент прыжка можно вполне отчётливо видеть, как это зафиксировано на многих отличных фотографиях, что он вовсе не зол. Рычание, прижатые уши и другие выразительные движения, связанные с боевым поведением, можно видеть у охотящихся хищников только тогда, когда они всерьёз боятся своей вооружённой добычи, но и в этом случае лишь в виде намёка."

Замечательной иллюстрацией ко всему сказанному является отрывок из повести Дж. Лондона "Белый клык", где волчонок, только что расправившийся с птенцами куропатки, вступает в схватку с куропаткой-матерью. "…Его встретил крылатый вихрь. Стремительный натиск и яростные удары крыльев ослепили, ошеломили волчонка. Он уткнулся головой в лапы и завизжал. Удары посыпались с новой силой. Куропатка-мать была вне себя от ярости. Тогда волчонок разозлился. Он вскочил с рычанием и начал отбиваться лапами, потом запустил свои мелкие зубы в крыло птицы и принялся что есть силы дёргать и таскать её из стороны в сторону. Куропатка рвалась, ударяя его другим крылом. Это была первая схватка волчонка. Он ликовал. Он забыл весь свой страх перед неизвестным и уже ничего не боялся. Он рвал и бил живое существо, которое наносило ему удары. Кроме того, это живое существо было мясо. Волчонком овладела жажда крови. Он был слишком поглощён дракой и слишком счастлив, чтобы ощущать своё счастье…".

2а) Гораздо ближе к подлинной агрессии, чем нападение охотника на добычу, обратный случай контратаки добычи против хищника. Нападение на хищника-пожирателя имеет очевидный смысл для сохранения вида. Даже когда нападающий мал, он причиняет объекту нападения весьма чувствительные неприятности. Особенно это касается стадных животных, которые всем скопом нападают на хищника (так называемый мобинг). Примеров можно привести множество. Копытные часто образуют плотное кольцо, выставляя вперёд рога и защищая детёнышей. Овцебыки так отражают атаки волков, буйволы обороняются от львов. У наших домашних коров и свиней инстинкт общего нападения на волка прочно сидит в крови.

2б) Как при нападении хищника на добычу или при травле хищника его жертвами, так же очевидна видосохраняющая функция третьего типа боевого поведения, который Лоренц назвал критической реакцией. Выражение "сражаться, как крыса, загнанная в угол" символизирует отчаянную борьбу, в которую боец вкладывает всё, потому что не может ни уйти, ни рассчитывать на пощаду. Эта форма боевого поведения, самая яростная, мотивируется страхом (агрессия и страх - близнецы), сильнейшим стремлением к бегству, которое не может быть реализовано потому, что опасность слишком близка. Животное, можно сказать, уже не рискует повернуться к ней спиной - и нападает само, с "мужеством отчаяния". Именно это происходит, когда бегство невозможно из-за ограниченности пространства - как в случае с загнанной крысой, - но точно так же может подействовать и необходимость защиты выводка или семьи. Нападение самки-матери на любой объект, слишком приблизившийся к детёнышам, тоже следует считать критической реакцией. при внезапном появлении опасного врага в пределах определённой критической зоны многие животные яростно набрасываются на него, хотя бежали бы с гораздо большего расстояния, если бы заметили его приближение издали.

Кроме этих особых случаев межвидовой борьбы существуют и другие, менее специфические. Любые два животных разных видов, примерно равные по силе, могут схватиться из-за пищи, убежища и т. д.

Во всех вышеперечисленных случаях борьбы между животными есть общая черта: здесь вполне ясно, какую пользу для сохранения вида получает каждый из участников сражения. Но и внутривидовая агрессия (агрессия в узком и единственном смысле этого слова) служит сохранению вида, хотя это и не так очевидно.

Внутривидовая агрессия 1) Территориальная агрессия (агрессия, направленная на защиту территории). Активная защита - существенный признак территориального поведения. Агрессивность проявляется по отношению к любому представителю того же вида, особенно того же пола. Максимума она достигает в начале сезона размножения, когда территории только устанавливаются. Территорию не следует представлять себе как чётко очерченное пространство с точно установленными границами (она может быть и временная). Как правило, эта зона определяется лишь тем обстоятельством, что готовность данного животного к борьбе бывает наивысшей в наиболее знакомом ему месте, а именно - в центре его участка. То есть, порог агрессивности ниже всего там, где животное чувствует себя увереннее всего, где его агрессия меньше всего подавлена стремлением к бегству. С удалением от этой "штаб-квартиры" боеготовность убывает по мере того, как обстановка становится всё более чужой и внушающей страх. С приближением к центру области обитания агрессивность возрастает в геометрической прогрессии. Это возрастание настолько велико, что компенсирует все различия по величине и силе, какие могут встретиться у взрослых половозрелых особей одного и того же вида.

Когда же побеждённый обращается в бегство, можно наблюдать явление, происходящее во всех саморегулирующихся системах с торможением, а именно - к колебаниям. У преследуемого - по мере приближения к его штаб-квартире - вновь появляется мужество, а преследователь, проникнув на вражескую территорию, мужество теряет. В результате беглец вдруг разворачивается и - столь же внезапно, сколь энергично - нападает на недавнего победителя, которого теперь бьёт и прогоняет. Всё это повторяется ещё несколько раз, и в конце концов бойцы останавливаются у вполне определённой точки равновесия, где они лишь угрожают друг другу.

Этот простой механизм борьбы за территорию идеально решает задачу "справедливого", то есть наиболее выгодного для всего вида в его совокупности, распределения особей по ареалу, в котором данный вид может жить. При этом и более слабые могут прокормиться и дать потомство, хотя и в более скромном пространстве.

Того же эффекта животные могут достигать и без агрессивного поведения, просто избегая друг друга. Важную роль здесь играет "маркировка местности", особенно на периферии участка. Испражнения, выделения кожных желез, оптические знаки - содранная со стволов деревьев кора, вытоптанная трава и т. д. Млекопитающие по большей части "думают носом", поэтому нет ничего удивительного в том, что у них важнейшую роль играет маркировка своих владений запахом. Многие млекопитающие оставляют пахучие сигналы в тех местах, где они встречают или ожидают встретить соперника. Собаки с этой целью мочатся, гиены, куницы, серны, антилопы и другие виды используют специальные железы, секретами которых метят почву, кустарники, пни, камни и т. д. Бурый медведь чешется спиной о дерево, одновременно мочась. Хотя за такими метками уже прячется молчаливая угроза агрессии (Тинберген, Фабри).

Борьба за территорию - очень важная функция самцов. Без хороших угодий семья или стадо не может существовать, процветание группы зависит от их количества и качества. Владения нужно всё время пытаться расширять, в том числе и за счёт соседних групп. Поэтому стычки по поводу территорий неизбежны. Предки человека тоже жили территориальными группами, и для них борьба за территорию являлась неизбежной. Территориальные войны у некоторых племён становились главным занятием в жизни.

Итак, учитывая вышесказанное, можно считать достоверным, что равномерное распределение в пространстве животных одного и того же вида является важнейшей функцией внутривидовой агрессии. Кроме того, Меннинг выделяет ещё один аспект территориального поведения. Интересно, что у территориальных животных первая реакция самца на самку содержит элементы нападения и бегства. Такая агрессивность очень важна в формировании "привязанности пары". Эта агрессия, хотя она может возникать между самцом и самкой, в большой степени перенаправлена наружу, на соседних животных. Часто самец нападает на самца, а самка на самку. Кооперация самца и самки при защите территории усиливает связь между ними.

2) Брачные турниры. Брачными сражениями всегда занимается определённая категория особей. В большинстве случаев дерутся самцы, нападающие исключительно или главным образом на других самцов своего вида. Иногда дерутся и самец, и самка, причём, когда это происходит, самец нападает на другого самца, а самка - на другую самку. Разные виды дерутся по-разному. Прежде всего неодинаково используемое оружие. Собаки друг друга кусают, лошади и многие другие копытные стараются лягнуть соперника передними конечностями. Олени меряются силой, сцепившись рогами. Для чего нужны эти столкновения? Уже Чарлз Дарвин заметил, что половой отбор - выбор наилучших, наиболее сильных животных для продолжения рода - в значительной степени определяется борьбой соперничающих животных, особенно самцов. Сила отца обеспечивает потомству непосредственные преимущества у тех видов, где отец принимает активное участие в заботе о детях, прежде всего в их защите. Тесная связь между заботой самцов о потомстве и их поединками наиболее отчётливо проявляется у тех животных, которые не территориальны в вышеописанном смысле слова, а ведут более или менее кочевой образ жизни, как, например, крупные копытные, наземные обезьяны и др. У этих животных внутривидовая агрессия не играет существенной роли в распределении пространства; в рассредоточении таких видов, как бизоны, разные антилопы, лошади, которые собираются в огромные сообщества и которым разделение участков и борьба за территорию совершенно чужды, потому что корма им предостаточно. Тем не менее самцы этих животных яростно и драматически сражаются друг с другом, и отбор, вытекающий из этой борьбы, приводит к появлению крупных и хорошо вооружённых защитников семьи. Таким образом и возникают столь внушительные бойцы, как быки бизонов или самцы крупных павианов.

В связи с этим необходимо упомянуть ещё об одном факте - сугубо внутривидовой отбор может привести к появлению не только бесполезных в смысле приспособления к среде признаков, но и прямо вредных для сохранения вида. Оленьи рога, например, развились исключительно для поединков, ни для чего другого эти рога не годны. От хищников олени защищаются только передними копытами. Подобные признаки развиваются в тех случаях, когда отбор направляется одной лишь конкуренцией сородичей, без связи с вневидовым окружением. Оскар Хейнрот говорил: "Темп работы людей западной цивилизации - глупейший продукт внутривидового отбора". И в самом деле, спешка, которой охвачено коммерциализованное человечество, являет собой прекрасный пример нецелесообразного развития, происходящего исключительно за счёт конкуренции между собратьями по виду. Нынешние люди болеют типичными болезнями бизнесменов - гипертония, врождённая сморщенная почка, язва желудка, мучительные неврозы, - они впадают в варварство, ибо у них нет больше времени на культурные интересы. И всё это без всякой необходимости: ведь они могли бы договориться работать впредь поспокойнее.

Возвращаясь к теме о значении поединка для сохранения вида, можно сказать, что он служит полезному отбору лишь там, где бойцы проверяются не только внутривидовыми дуэльными правилами, но и схватками с внешним врагом. Важнейшая функция поединка - это выбор боевого защитника семьи, таким образом ещё одна функция внутривидовой агрессии состоит в охране потомства. Доказательством может служить тот факт, что у многих животных, у которых лишь один пол заботится о потомстве, по-настоящему агрессивны по отношению к сородичам представители именно этого пола или же их агрессивность несравненно сильнее. Нечто подобное наблюдается и у человека.

.........