***
При освобождении Советской армией Артемовска, при объявленной мобилизации, на сборном пункте появился здоровый мужик, предъявил красноармейскую книжку, выданную Артемовским военкоматом 29 августа 1941 года на имя Гаврилы Семеновича Галояда, урожденного 1911 года села Гупаловка, Екатеринославской губернии. Объяснил, что не успели до своей части добраться в 1941 году. В особом отделе двое свидетелей подтвердили, что Галояд Г.С. работал в оккупации кочегаром на станции. В дело записали - в сотрудничестве с оккупационными войсками данных не установлено. Зачислен в действующую армию, номер части, номер дивизии и прочее. Красноармейская книжка заменена на .. . Указан новый номер, часть и прочее.
Старшина Гаврила Семенович Галояд демобилизовался из Советской армии в июне 1945 года в город Полтаву. По прибытии устроился работать в быткомбинат. Назначен заместителем директора по хоз.части. В годы войны был награжден орденом «Отечественной войны» за участие в нескольких операциях в тылу врага, медалями «За боевые заслуги», «За освобождение Будапешта».
В 1951 году в Полтаву с матерью приехала к родственникам в гости Люся Сахненко., благополучно пережившая в подвале время оккупации. Гуляя с матерью по городу, она увидела высокого представительного мужчину, входящего в помещение быткомбината.
Заявление в милиции у нее не приняли, отправили в особый отдел. В заявлении она писала, что во время войны этот гражданин был полицаем в городе Крамагорске. Дело вел молодой лейтенант. Изучив личное дело Г.С.Галояда, установил, что в годы оккупации гр. Галояд работал на станции кочегаром в городе Артемовске. Лейтенант выехал в город Крамагорск, фотографии десяти человек, среди которых была и фотография гр. Галояда, показывали нескольким жителям. Но так как эти жители в период оккупации жили в поселках, а не в городе, никто на фотографиях не был опознан.
К бабе Дусе лейтенант пришел перед своим отъездом. На фото баба Дуся узнала Гаврилу, Кузьму и полицая с Ивановки. Кузьму назвала одним из убийц Гречушкина, полицая с Ивановки назвала первым извергом, который топил людей в гальюне. Про Гаврилу сказала, что служил в полиции, помогал освобождать из лагеря подпольщиков. Назвала их имена. Нашли подпольщиков, которые рассказали, как Гаврила их вытащил из лагеря и на Ясной Поляне, отпустил. Отъезд лейтенанта откладывался.
Дальнейшее расследование не установило причастность Гаврилы к акциям по физическому уничтожению советских граждан. На суде Гаврила просил снисхождения, так как службой в Красной Армии и ранениями искупил свою вину. В приговоре именем УССР Галояд Г.С. признан виновным в сотрудничестве с оккупационными войсками. Дали десять лет. Отправлен на Колыму и в составе трех с половиной тысяч заключенных на пароходе «Джурма» доставлен в 1953 году в бухту Нагаево. По этапу отправлен в поселок Сеймчан для отбытия наказания. В 1955 году колючую проволоку и вышки в лагере убрали, бараки разделили на комнаты, разрешили свободное передвижение по поселку, разрешили вызывать семьи с материка. Право голоса и выезда предоставили много позже.
Гаврила в Сеймчане работал снабженцем в быткомбинате. Работал хорошо, неоднократно поощрялся и грамотами и премиями. В 1968 году, в 57 лет, имея северный стаж, оформил пенсию. К этому времени ограничения по выезду были сняты. Выданы паспор-а, бывшие заключенные получили право голоса. Решился на переезд и Гаврила.
Осенью приехал к бабе Дусе. Поправил забор, привел в порядок могилу Загорских на кладбище, подремонтировал дом, перекрыл крышу, перекопал огород.
Как - то стоял возле забора, оперившись на перекладину и рассматривая улицу. По улице проходили двое мужичков. Увидев Степана, подошли к нему:
- А что, Гаврила Семенович, ты не слишком здесь задержался?
- Что вы ко мне имеете? Я вас не знаю.
- За то мы тебя и твой кулак хорошо запомнили.
- Я за грехи свое отсидел и вину перед государством искупил. На мне крови нет.
- Перед государством может и искупил, а перед людьми – нет. Короче, если не хочешь вилы в бок, то не задерживайся. – Мужики ушли.
Через три дня в поселке возле озера Рапная появился мужчина, снял комнату, купил курсовку в санаторий, где добросовестно проходил все назначенные процедуры. Гаврила Семенович Галояд обосновался на Славкурорте. Выкупил небольшой домик, перестроил его, оборудовал мансарду. Сдавал комнаты и койки отдыхающим. Двор привел в порядок, поставил лавочки, высадил несколько кустов роз, осенью во дворе цвели астры и георгины. Виноград, который посадил при входе, обвивал арку входа во двор.
Ежегодно, ближе к осени, к нему приезжала старушка. Он водил ее на процедуры в санаторий, где всегда ждал ее. Вечером, под орехом, за небольшим столиком они ставили самовар, пили чай с вишневым вареньем, который привозила старушка. Она пекла блины, оладьи, которые любил Гаврила. А она любила слушать его рассказы про предвоенные годы, как они со Старшим мотались по стране, были на югах, встречались с девчатами.
- А почему его звали Старшой, - она делала ударение на последний слог.
- Да еще в колонии пацаны признали его старшинство. Он так ножиком владел, что никто его в этом не мог опередить.
- А за что на него офицер с разведки ногами топал? Кричал – расстрел, фронт.
- А…, то такая история с географией. В одном из рапортов, а этот офицер читал все рапорты полицейских, один с Ивановки написал, что поймал двух пацанов, которые вылазили из норы на склоне возле Ивановки. Этот офицер заинтересовался этой норой.
А мы со Старшим уже там побывали. Нора – залез я туда, сколько мог прополз, а дальше небольшое углубление и присыпанный вход еще дальше. Раскопал его, а там - еще ход. Ну, решили запастись веревками, и в другой раз дальше просмотреть.
Старшой доложил это офицеру. А тот рассказал, что допрашивал одну старушку, которая рассказала про древнее предание, мол в далекие времена здесь жил дракон, Кащей Бессмертный и всякий проходящий люд приносил ему красивых девушек в жертву, за это он их пропускал. Мол, по преданию, он этих девушек съел несметное количество. В общем, одна из русских сказок. Но этот офицер заинтересовался всерьез. Был у нас сослуживец, Степан. Так он застал как то этого офицера когда тот какие - то замеры и на Маячке делал, видно то же что - то искал. Дал он задание – обследовать нору и доложить ему.
- Дак если народ помнит, что дракон жил, значит что - то действительно было?
- Да, наверное было. Древние люди газ могли принять за дракона. Вот ни с того ни с чего вспыхнет газ из под земли – как объяснить? Вот и придумывали – дракон жертвы требует.
Заготовили мы фонари, запасные аккумуляторы, веревки, провиант, погрузили на под-воду. Старшой в конторе предупредил, что два дня его не будет.
Приехали, заползли. Начали раскапывать проход, да чуть не свалились. Там вниз провал был. Посветили фонарем, сбросили веревочную лестницу, да и пошел я вниз. Большой зал, а с него штольни. Видно шахты старые. Спустился и Старшой. Проверили две штольни, обрушены. Крепи сгнили. В третьей нашли два пулемета старых, но хорошо упакованных, коробки с лентами. Со старых времен. В рядне – сабли завернутые.
Пошли дальше в одну из штолен. Где ползком, а где и в рост. Крепенькая штольня. Вывела она нас к узкому лазу. Давай и его пробивать. Не получилось. Осмотрелись, а влево еще ход шел. Поползли по нему. Вышли еще на одну штольню. А она с наклоном вверх идет. Поползли по ней, попали в зал, а с него еще штольни. Пошли по одной вверх. Выползли аж в ручье, на горе, где дорога на Сергеевку. Чуть выше – дзот, от него ров противотанковый к дзоту над Софиевкой тянется. Лаз завалили и опять вниз. Мы ж с провиантом и со снаряжением.
Вернулись назад, пошли теперь по прямому ходу. Уперлись в лаз. Старшой пролез через него и говорит, здесь, мол, большой зал. Он оттуда, а я со своей стороны – продолбили ход. И я пролез. А там пещера древняя, я потом видел такую, когда на юг ездил, нас на экскурсии возили в пещеры. Сталактиты и сталагмиты. Посветили мы своими фонарями – там и Кащея можно увидеть и бабу Ягу. Озерцо небольшое сбоку. Прошли мы эту пещеру, поднялись повыше, на небольшую площадку, перекусили и собрались уже назад. А я закурил, Старшой вдруг говорит:
- Пусти дым в эту сторону, – я выдохнул, а он фонарем светит.
- Видишь, дымок куда ползет?
- Ну, вижу.
- Значит от куда - то сквознячком тянет.
Стали мы исследовать эту пещеру, нашли наверху расщелину и стали ее расширять. Старшой полез в нее – и пропал.
- Как пропал, - спросила Евдокия Власьевна, - а ты куда ж смотрел.
- Да в эту ж расщелину и смотрел. Зову его, а он не откликается. Вдруг меня кто – то за ногу дернул. Я аж заорал.
- Да не кричи ты, - слышу голос Старшого, - я посветил на голос, а он внизу стоит.
- Спускайся, - говорит, - я тут внизу лаз нашел. Он оказывается в расщелину влез, да и свалился вниз в другой пещере. Фонарь выронил и на ощупь пополз, да и выполз возле озерца. Увидел свет от моего фонаря, да и подобрался незаметно. Спустился я и проползли мы в эту другую пещеру. Вот то, что там мы увидели – это действительно Кащей постарался. И кости перегнившие, и черепа, прах в общем – то. Ну и еще кое - что. Об этом я рассказывать не буду. Вот здесь первый раз Старшой и схватился за сердце. Полчаса не двигался. Потом поднялся, я посветил фонарем, а он сам не в себе.
- Ну, что, - говорит, - двинули дальше. И так мелкими шажками, подсвечивая фонарем, побрел по пещере. А там же камни, покачнулся, я его поддержал.
- Ничего, - говорит, - ничего.
Прошли мы эту пещеру, стали искать, как и в той, есть ли сквознячок. Есть, нашли. Так от нее вверх то же каналы. Где они там вверху выходят – не ясно. Вбок идут штольни. И влево и вправо. По ним мы не пошли. Нашли расщелину прямо по ходу. Ну, на ней мы и застряли, пока расширили. Длинный лаз оказался. Проползли по нему, пришлось копать, да оттаскивать грунт, а из нее в бока то же щели. Посветили по ним фонарем, надо расширять. Но решили идти по центральному лазу. А он с подъемом наверх . Выползли в небольшую комнату. Стены обшиты деревом, ящики, в них и провиант, и добро разное. Из нее лаз, выползли мы и попали в ярок, поросший ивняком, ручей по нему. Это уже где – то возле улицы Артема. Выползли, курим, наслаждаемся живым светом. Чувствую – чей – то взгляд. А Старшой заметил, что я оглядываюсь и говорит:
- Сиди тихо, не показывай вида. – Я и сижу. Старшой громко так говорит:
- Ну, что, насмотрелся, а теперь выползай.
- И он выполз.
- Кто? – спросила Евдокия Власьевна.
- Твой сосед, Скляр. – У него там схрон был. Кожи и прочее.
- Да, вся гора у него чинила валенки и сапоги. Да и обувь шил. Упряжь делал. Я ему колесики на тележку доставала. Он летом - то передвигался, на тележке. Ног ведь не было.
Гаврила рассмеялся.
- Так вот откуда у него подшипники, а мы то думали – диверсией занимался. Ну, подсел он к нам. Сидим, курим. Спрашивает:
- Реквизируете?
- А то как же, обязательно, - говорит Старшой. Собрали мы свои пожитки, а тут кусты затрещали, и во – перед нами Гришка Рубайло. Опешил он и назад.
- Стоять, - Старшой мог так гаркнуть, что и полк остановится.
Короче, Гришка туда все и поставлял. Они этот схрон на паях держали. Заказали мы ему сапоги, да на том реквизиция и закончилась. Потом Гришка попался еще раз, когда мобилизацию трудовых ресурсов делали. Степан за него тогда поручился. Отпустили, но в эшелон впихнули.
Пришли в участок, а по пути решили, что негоже открывать кому – то, что мы видели. А отсутствовали мы, оказалось, больше суток. Старшой написал рапорт короткий – мол, ничего интересного. Я взял тол, заложил его возле норы, со стороны Ивановки, да и рванул. А на горе неудачно – малый заряд сделал – там же дзот недалеко был.
Старшой так в рапорте и написал – всякие норы устранены. Офицер этот не ожидал от нас такого рвения. Может сам хотел исследовать, пришел, доложите что и как.
Старшой говорит ничего интересного. А тот - это мы будем делать выводы – интересно или не интересно. Ну и за рвение – стал орать и ногами топать, таким разъяренным я его никогда не видел.
- Когда похоронили Юрка, этот офицер пришел на могилу помянуть, - сказала Евдокия Власьевна. – Он какие – то исследования делал. Собирал старые книги, у Гришки библиотеку после его отъезда реквизировал. А та библиотека досталась Гришке от родителей – они Булгарина приютили, когда его усадьбу ломали и всю его библиотеку старинных книг. Разведчик - он специально неправильные печатал отчеты, а копирку бросал в урну и наблюдал, кто эту копирку из урны забирать будет. А я, когда печку у него топила, как растопку хотела однажды использовать. Так он урну вырвал у меня и сказал, вынеси, мол, на помойку.
- Дак ветром разнесет, - говорю.