В октябре 2006 года из инфекционного отделения ДТМО исчез ребенок. Когда отец пришел проведать сына в больницу, оказалось, что его там нет. Нетрудно представить себе его состояние. Шок, ужас! Врачи ничего не знали или делали вид, что им ничего не известно
Ситуация осложнялась еще и тем, что исчезнувший пациент – инвалид, неспособный самостоятельно передвигаться. Кто украл больного ребенка из больницы? Бабушка и старшие братья выплакали все слезы, отец искал Колю везде. Через время выяснилось, что мальчика попросту погрузили в машину и увезли в дои-интернат для умственно отсталых в город Торез. Ему даже не позволили попрощаться с родственниками. А врачам запретили что-либо рассказывать родственникам.
Коле сразу после рождения поставили страшный диагноз – спинномозговая грыжа. У мальчика на крестце большая шишка, в которой скопилась жидкость из-за патологии спинного мозга. Он практически не растет и не может ходить. В свои четырнадцать он выглядел как пятилетний ребенок.
Прошло два года с тех пор, как Колю увезли в интернат. Уже нет в живых отца Коли, бабушка постарела и все время плачет, вспоминая Коленьку – кровиночку: «Наверное, так и умру, не увижу мальчика нашего! Живой, или нету его? Поехать бы к нему, я вот и конфеток ему припасла, и печеньице! Не знаю, куда ехать, и денег нет!»
Краматорск – ТорезОказывается, мир не без добрых людей. Нашлись те, кому небезразличны людское горе и страдания. Организовали машину, подарки, правда, бабушку не стали брать в поездку – неизвестно, как она перенесет волнения, да и не знали, найдут ли там там Колю.
Дорога в этот забытый богом городок показалась вечностью. За окном мелькали полуразрушенные шахтерские города и деревни. Торез встретил нас разбитыми стеклами в окнах брошенных домов и стаей бродячих собак в центре города. Вот и интернат. У забора стоят две пациентки и радостно машут нам. Они хватают нас за руки, заглядывают в глаза и расспрашивают, к кому мы приехали. Ласковые и наивные, как дети, а на вид им лет по 25.
В коридоре на лестнице стоит маленькая девочка, с виду ей лет 5, она просит конфетку. Нас проводят в коридор, где уже собрались все ходячие пациенты. Они оживлены, улыбаются, что-то лепечут. Видно, нечасто тут бывают гости.
Свободные невольникиВ интернате, как в тюрьме, есть комната свиданий. Там два дивана и два кресла. В углу комнаты раковина, под ней мусорное ведро. Окно зарешечено. Родственники всегда ждут там. Ожидание начинает нервировать. Вдруг под ногами что-то метнулось к ведру с мусором. Да быстро же как! Это голодный малыш, который может передвигаться только на ручках, он ищет в ведре конфеты или что-нибудь вкусное. Вслед за ним вбежала нянечка и унесла мальчика из комнаты.
На втором диване сидит старичок и мужчина лет 30. Они приехали из Макеевки проведать сына и внука. Увидев камеру в руках, просят запечатлеть их с мальчиком на память. Рассказывают, что каждый месяц приезжают сюда. Душа болит, жалко дитя. И забрать не могут. Оба инвалиды – сахарный диабет, а матери мальчик не нужен, пьет она…
Взрослый малышПривезли Колю. Он одет в праздничную красную кофточку, маленькие ножки в синих вязаных носочках – ведь в помещении холодно. Мальчик говорит, что первый раз его так одели и в честь приезда родственников даже не в клеенку завернули, а нашли памперс.
Коля сидит в инвалидном кресле со спущенными шинами. Видимо, давно никуда в нем не ездил. Ему почти шестнадцать лет, но с виду не больше девяти. Немного подрос. Мальчик от радости и обиды, что так долго не приезжали родственники, расплакался. Во время свидания не отпускал руку старшего брата, жался к нему, как котенок. Обрадовался подаркам, вкусностям, но все время спрашивал, когда они приедут в следующий раз и заберут ли его летом домой. Мальчишки обещали, но отводили глаза. Конечно, как они могут что-то обещать, если сами живут впроголодь, в квартире отключен за неуплату газ. Нынешняя поездка им показалась чудом, они долго не могли поверить, что все-таки увидят братика.
Кроме родных старших братьев, проведать Колю приехал даже двоюродный братишка. Видно, что родня любит Колю. Он такой смышленый, заботливый и беззащитный.
Пока родные братья общались, один из докторов согласился провести экскурсию по интернату, правда, под надзором «юриста». Молодой парень крепкого телосложения следовал за нами неотступно и с доброй улыбкой на все вопросы отвечал: «Я не в курсе», «Спросите у доктора». Ну, сразу видно, настоящий юрист.
Не жизнь и не смертьПереходя из палаты в палату, созерцая разложенные в идеальном порядке игрушки, тренажеры и прочие прелести от спонсоров, с трудом верится, что дети, бегущие на руках к мусорному ведру, все это видят и трогают. Это больше похоже на знаменитые «Потемкинские деревни» с крашеной травой и домиками-декорациями. Ну не видят этого больные дети в нашей стране.
Там, где наследственность не отягощена памятью о строительстве светлого будущего с поворачиванием рек вспять, нет ни детских домов, ни интернатов. Там крайне редко отказываются от детей, тем более, больных — это считается неприличным. И жалость там не унижает, она возведена в ранг самых важных приоритетов. А дети, не имеющие нормальной семьи, живут в патронатных семьях. И никто не назовет такого ребенка умственно отсталым, о нем скажут: «Ребенок со специальными потребностями».
Из Торезского интерната для умственно отсталых детей на воспитание и усыновление не берут. Мой вопрос «почему?» кажется доктору ужасно неприличным. Оно и понятно: при нашем-то брезгливо-отстраненном отношении! К ним родные-то приезжают раз в несколько лет (это в лучшем случае). Слегка подвыпивший доктор произносит сакраментальную фразу, которая в моей голове до сих пор звучит как приговор: «Мы не помогаем им жить, мы стараемся сделать их смерть менее мучительной». Он показывает нам комнату, где лежат самые тяжелые детки. «Посмотрите на этих. Они никогда не встанут и умрут в этих кроватях», - представляет их врач. Четыре ряда детских кроваток. В каждой лежит больной малыш. Они угасают тихонько в своих кроватках - девочки и мальчики, на описаных матрасах, одетые только до пояса, ниже пояса – клеенка с пеленкой. Их изредка берут на руки нянечки, и тогда эти несчастные личики озаряет улыбка, они, как растения к солнцу, тянутся к ласке и любви.
Здесь чисто, опрятно, но пахнет смертью.
ЛешаЛеша уже взрослый, ему 18. Скоро он поедет на новое место жительства - в дом инвалидов. Он вполне самостоятельный, только с ментальной задержкой( по - нашему, слабоумный). В коридоре парень похвастался, что ему купили новые синие тапки. «Хочешь покажу? Я быстро, ты только не уходи!» - просит мальчишка. У Леши мать – алкоголичка, отца нет. В каком городе он раньше жил – не помнит, только рассказывает все время о строгом брате, который не курит и не пьет. Через минуту Леша прибежал, радостно прижимая к груди пакет с новыми резиновыми тапками: «Я думал, ты уже ушла. От меня все уходят! Нравятся?» Получив утвердительный ответ, Леша надевает тапки и с мечтательным видом говорит: «Были б деньги, я бы телефон себе купил. Только мне паспорт не дадут – я ж отсталый – нам паспорт не дают и пенсии у меня не будет. Рядом другой мальчишка, его возраста, с грязнющими ногтями, вступает в разговор: «Зачем тебе телефон, кому ты звонить будешь? У тебя нету никого!» Леша обиделся и пригрозил говоруну кулаком. «Ничего, я пойду в город и заработаю сам деньги». Оказывается, мальчишка собирает бутылки и зарабатывает себе мелочь на сигареты и сладости. Девушки либо попрошайничают, либо тоже собирают бутылки. Страшно предположить другой способ заработка…
А в благополучной Германии дети и взрослые с инвалидностью являются гражданами с теми же правами и обязанностями, что и все остальные. И если единственное, что они могут, - нажимать одним пальцем какую-нибудь кнопку, для них эта кнопка будет найдена. Даже не потому, что это нужно государству, а для того, чтобы они чувствовали себя людьми. Их обеспечивают квартирами, а не распихивают в интернаты за глухим забором, подальше от людей, чтобы такие «чокнутые» как Леша, жить им не мешали.
На прощаниеКоля через два года уедет жить в дом инвалидов. Правила такие. Мальчики старше 18 лет должны покинуть интернат, остаются только девочки. А он до сих пор не умеет ни читать, ни считать, хотя очень хочет. Коля - способный парень, с головой-то у него все в порядке. Только никому это не нужно. В интернате никто не будет его чему-либо учить. Ведь у всех, кто туда попал, в медицинской карте написано: «Необучаемый». Даже кошку в цирке обучают, медведя на велосипеде можно научить кататься. А такие, как Коля и остальные обитатели Торезского интерната, считаются овощами, как это не прискорбно. Им даже вилку в руки не дают в столовой, думают, что они сразу же ее воткнут в глаза. Хотя вилкой эту гадость, называемую «суп мясной», из казенной миски и не возьмешь.
7-летний Никита назвал меня «мамой», вопросительно заглядывая в глаза. Няня рассказала, что его два года назад родители сдали в интернат и с тех пор не появлялись. Первое время он плакал, потом привык жить среди таких, как сам, но в каждой женщине ищет свою маму. Чем же тебя утешить, малыш? Ну не любят в нашей стране, таких, как ты! У нас вообще не любят слабых и неперспективных. Ты каждый день спрашиваешь у няни, когда приедет твоя мама, ты веришь, что она тебя любит и скоро заберет домой. Малыш, она не приедет. Она забыла о твоем существовании уже давно. Ты – лишний в ее жизни. Но только не унывай, держись! Ведь она приходит к тебе во сне? Такая красивая, с подарками, обнимает, целует тебя и говорит, что никогда не бросит. А утром мама уходит. Ты плачешь? Не надо! Рано или поздно ты уснешь навсегда, и тогда мама точно никуда не уйдет. Она останется с тобой. Дождись этого вечного сна. А больше тебе ничего не остается…
Дарья Звонарева
