Председатель Краматорского городского украинско-немецкого общества «Возрождение» Игорь Гопченко уже не раз становился героем газетных публикаций.Впервые о нем заговорили, когда члены «Возрождения» в марте 2010 года обратились к мэру Краматорска Геннадию Костюкову с предложением поставить в городе доску памяти бывшего бургомистра Владимира Шопена. Свое предложение члены Общества аргументировал тем, что, по их информации, во время немецкой оккупации бывший бургомистр многое делал для того, чтобы жизнь в Краматорске шла в цивилизованном русле, а информация советских органов о том, что Владимир Шопен причастен к расстрелам горожан, не подкреплена документальными подтверждениями.
Власти тогда отказали, но с тех пор квартира Игоря Гопченко терроризируется неизвестными. Окна квартиры били кирпичами, обрезками металлической арматуры и прочими предметами. Стены дома «раскрашены» изображениями фашисткой свастики. По телефону регулярно звучат угрозы и оскорбления. Так что «полемики на исторические темы» у Игоря Гопченко не вышло.
Многочисленные заявления Игоря Гопченко в милицию и СБУ не принесли никаких результатов. Там все списывают на банальную «хулиганку». Однако два последних события заставили семью Гопченко всерьез задуматься об эмиграции из Украины.
Около
10 часов вечера 22 декабря 2010 года неизвестный сильным ударом силикатного кирпича разворотил дыру в стеклопакете большого окна в зале, где за пять минут до этого, на полу перед телевизором, играли дети. На окне, с внутренней стороны стекла, на уровне сидящего в кресле человека, было наклеено изображение Санта Клауса. Удар пришелся точно в него. Игорь Гопченко уверен: явно рассчитывали попасть в голову. Кирпич, как определила следственная группа, был сухим, его явно кто-то принес с собой. По счастливой случайности, в кресле никто не сидел, а детей в момент нападения позвали одеваться, так как гости собирались уходить.
А на рассвете 29 января 2011 года, как уверяет Игорь Гопченко, в окно его спальни было произведено два выстрела. Действительно, внешний вид отверстий в стекле - очень характерный. Супруга Игоря Гопченко слышала за окном два хлопка.
К счастью, никто из членов семьи не пострадал.
Факт обращения по этому поводу в милицию подтвердили и в Краматорском ГО УМВД. Сейчас ведется изучение обстоятельств этого инцидента.
Наша власть это "аристократия помойки". Но совкам и не надо ничего больше. Достаточно в школе или ящике сказать, что они самые (великие, могучие, духовные, дружелюбные, читающие и т.д.) как совки тутже считают, что это так и есть, и больше не надо ничего знать, ничему учиться. Остается только,как микробам, потреблять и плодиться. Жалкое зрелище совки,люди без чести, достоинства,интеллекта. Желудочно-кишечные.
Интересно, а когда дело дойдет до трупов, милиция тоже будет расценивать их как "хулиганку"?
88
Равнодушное небо глядит мне вслед.
Чернота за моей спиной.
Мне навстречу устало ползет рассвет -
Мутный, выморочный, больной.
Умирающий город застыл внизу,
Коченея в голодном сне..
Я спешу. Я гостинцы ему везу,
Как предписано долгом мне.
Я пытаюсь отыскивать с высоты
Очертанья знакомых мест..
На груди и на крыльях моих - кресты.
И в прицеле бомбовом - крест.
Петербург! Как же так? Ведь была пора -
Вот такою же злой зимой
Возводить тебя прибыл на зов Петра
Из Тюрингии предок мой.
Он дворянство российское получил
За достойные те труды,
А как срок пришел - навсегда почил
Возле серой твоей воды..
Мы служили Империи двести лет,
Кровь и совесть были в ладу,
Не пятнал ни мундира, ни эполет
Ни единый в нашем роду.
Стали нашими почва, язык, народ,
На Васильевском был наш дом,
И я тоже родился средь этих вод,
Что затянуты ныне льдом.
Хоть и был я, как водится, мали глуп -
Помню елку, огни, дворец,
Помню, как спешил в офицерский клуб
На Крестовский остров отец..
А когда игрушкой под каблуком
Хрустнул мир, потонув в дыму,
На германский фронт он ушел сполком,
Как предписывал долг ему.
Он ушел без сомнений - таков удел!
Так придумано не вчера!
И никто на фамилию не глядел,
Не бросал ему: "Немчура.."
Но в холопьей злобе взревел, горя,
Все сметающий красный шквал,
Пролилась германская кровь царя
В екатеринбургский подвал.
Все смешалось, все гибло в чаду утрат,
Враг - внутри, а свои - вовне!
И отец шел с Юденичем в Петроград -
Пробивался к жене, ко мне..
Не пробился. И где его прах зарыт,
И зарыт ли - поди найди!
Ясно помню, как плакала мать навзрыд,
Прижимая письмо к груди..
Но ЧеКа не сподобилась нас поймать -
Помню грязный перрон, вагон..
На вокзале в Берлине сказала мать:
"Das ist unsere Heimat, Sohn."
И в Германии мы получили кров -
Беглецы из чужой страны,
Словно даже и не было двух веков
И бессмысленной той войны.
Здесь мечтал я о небе - и все сбылось:
Первый планер.. биплан.. восторг!
Летный корпус. Люфтваффе. И крепла Ось,
Но все злее алел Восток.
Значит, снова война! И, врагов кляня,
Был я тверд и неумолим:
"Одну родину отняли у меня -
Не отдам и вторую им!"
Я началу кампании был лишь рад:
Мы - лекарство, они - чума!
Но достоин ли подвиг такой наград -
Сбросить бомбы на гибнущий Петроград,
На жилые его дома?
Нам твердили: "Победа уже близка!"
Но все дальше она от нас.
Обессиленно пятятся вспять войска,
Не исполнившие приказ.
Но я снова и снова несу свой груз,
Исполняя свой страшный долг..
Я пилот. Я солдат. Я отнюдь не трус.
Только будет ли в этом толк?
Так запутались линии бытия!
Не остаться сухим в грозу!
Там, в Германии - кровь моя, честь, друзья,
Но мой город родной - внизу!
Так и чей я сын? Так и где мой дом?
И когда я вернусь домой?
Над Крестовским в небе завис крестом
"Юнкерс восемьдесят восьмой"..
2010
http://yun.complife.ru/
СПРАВЕДЛИВОСТЬ
Он вернулся в свой город, где все ему так незнакомо.
На шинели его - грязь и пепел военных дорог.
Повезло: он живой, на пороге родимого дома,
Да вот только от дома осталсяодин лишь порог.
Этот миг возвращения он представлял постоянно,
Сколько раз, замерзая в окопе, мечтал горячо,
Как примчится из кухни его хлопотливая Анна,
И с улыбкою Гретхен потрется щекой о плечо..
Только пепел и грязь. Там, где вспыхнул гигантскою печью
Древний город, хранивший творенья искусных умов,
Даже тел не осталось - что жалкая плоть человечья
Перед огненным смерчем, корежившим балки домов?!
Пальцы трогают письма, которые в годы походов
Выцветали на солнце и мокли под русским дождем..
"Ты же знаешь, что в Дрездене нету военных заводов -
Не волнуйся за нас. Береги себя, папочка. Ждем!"
Он карателем не был. Какой из него кровопийца?!
Он - обычный солдат. Он не выдумал эту войну.
Но отныне и присно клеймом палача и убийцы
Заклеймят его те, кто сожгли его дочь и жену.
Он - "проклятый фашист", и о нем не напишут баллады.
Он виновен лишь в том, что исполнил свой долг до конца.
Что им горе его? "Так и надо тебе! Так и надо!
Пепел жертв крематориев в наши стучится сердца!"
Что ж - судите преступников. Всех. Отчего ж вы ослепли?
Отчего же вы видите жертв лишь одной стороны?
Иль вершители Нюрнберга знают различия в пепле?
Иль убитые дети по смерти и то не равны?
Снова красные флаги на улицах. Только без свастик.
Невеликая разница - слопал тирана тиран.
Но, сверкая очками, плешивый трибун-головастик
Будет петь о свободе для духом воспрянувших стран.
Будет Запад кремлевского монстра одаривать лестью..
А солдату, что молча стоит над своею бедой,
Утешаться лишь тем, что родные избегли бесчестья,
Не достались в усладу насильникам с красной звездой.
Абсолютное зло, воплощенное в Анне и Грете,
Уничтожено с корнем - кому тут заявишь протест?
Все, что он заслужил, что еще он имеет на свете -
Деревянный костыль. И железный оплеванный крест.
Ю.Нестеренко
2004
Якщо ви хочете залишити коментар, прохання авторизуватися або зареєструватися.